Маргарита Прошина
Мечта о Москве, где только и возможна другая жизнь… Фото Евгения Никитина
Москва Чехова
«Ирина. Уехать в Москву. Продать дом, покончить все здесь и – в Москву... Ольга. Да! Скорее в Москву…» Мечта о Москве, где только и возможна совершенно иная, счастливая жизнь. Уехать, избавиться от тоски и серости. В своих воспоминаниях писатель и врач Елпатьевский пишет о том, что Антону Павловичу в Москве всё было мило: люди, улицы, звон колокольный, классический московский извозчик и вся московская бестолочь. «Отдышится он от Москвы и от московского плеврита, проживет в Ялте два-три месяца – и снова разговоры все о Москве. И все три сестры, повторяющие на разные лады: «В Москву, в Москву», – это всё он же, один Антон Павлович, думавший вечно о Москве и постоянно стремившийся в Москву, где постоянно получал он плевриты и обострения процесса и которая, имею основание думать, укоротила ему жизнь».
Москва Шмелёва
До чего же люблю я перечитывать, а точнее, погружаться в мир Вани из романа «Лето Господне». Вот мы с ним «едем на Воробьевку… Едем мимо садов, по заборам цветет сирень. Воздух благоуханный, майский. С Нескучного ландышками тянет… Вон, богадельня Андреевская, Воробьевка… Небо внизу кончается, и там, глубоко под ним, под самым его краем, рассыпано пестро, смутно. Москва... Какая же она большая!.. Смутная вдалеке, в туманце. Но вот, яснее… колоколенки, золотой куполок храма Христа Спасителя, игрушечного совсем, белые ящички-домики, бурые и зеленые дощечки-крыши, зеленые пятнышки-сады, темные трубы-палочки, пылающие искры-стекла, зеленые огороды-коврики, белую церковку под ними... Я вижу всю игрушечную Москву, а над ней золотые крестики». Москва и Замоскворечье Ивана Сергеевича Шмелёва, дух и быт ее с праздниками и горестями живут в моем сердце.
Москва Бунина
Первые впечатления от Москвы, знакомство с которой состоялось в 1895 году, Бунин сравнивал со сновидением, похожим на «сложную, пеструю, громоздкую картину». Через два года он вернулся в Москву и провел в ней «около четверти века». Здесь он познакомился и полюбил Веру Николаевну, с которой не расставался до последнего дня жизни земной, здесь бывал на известных Телешовских средах. О Москве той поры Иван Алексеевич поведал в стихотворении «В Москве» (1906): «Здесь, в старых переулках за Арбатом,/ Совсем особый город...» После переворота в 17-м году Бунин делает запись в дневнике: «14 февраля 1918. Несет теплым снегом. В трамвае ад, тучи солдат с мешками – бегут из Москвы, боясь, что их пошлют защищать Петербург от немцев… Слухи. Хаос. Старая Москва, которой вот-вот конец навеки». В сентябре 1919-го, остро чувствуя боль от исчезновения прежней, красочной, сочной, богатой на краски и чувства Москвы, он вновь пишет стихотворение «Москва»:
Темень, холод, предрассветный
Ранний час.
Храм невзрачный, неприметный,
В узких окнах точки желтых глаз.
……………………………………
Темень, холод, буйных галок
Ранний крик.
Снежный город древен, мрачен, жалок,
Нищ и дик.
Москва Белого
Меня пленила картина Москвы в первой части романа Белого «Москва», «Московский чудак», увиденная глазами Вани: «Разбросалась высокими, малыми, средними, золотоглавыми иль бесколонными витоглавыми церковками очень разных эпох; под пылищи небесные встали – зеленые, красные, плоские, низкие или высокие крыши оштукатуренных, или глазурью одетых, иль просто одетых в лохмотья опавшей известки домин, домов, домиков, севших в деревья иль слитых – колончатых иль бесколонных, балконных, с аканфами, с кариатидами, грузно поддерживающими карнизы, балконы, – фронтонные треугольники домов, домин, домиков, складывающих – Люлюхинский и Табачихинский с первым, вторым, третьим, пятым, четвертым, шестым и седьмым Гнилозубовыми переулками. Улица складывалась столкновеньем домов, флигелей, мезонинов, заборов – кирпичных, коричневых, темно-песочных, зеленых, кисельных, оливковых, белых, фисташковых, кремовых; вывесок пестроперая лента сверкала там – кренделем; там – золотым сапогом; раскатайною растараторой пролеток, телег, фур, бамбанящих бочек, скрежещущих ящеров – номер четвертый и номер семнадцатый полнилась улица».
Последний роман Андрея Белого «Москва» (1926–1932) был задуман в трех частях: «Московский чудак», «Москва под ударом» и «Маски». В сентябре 1925 года автор изложил замысел в кратком предисловии: «Роман «Москва» задуман в трех томах, из которых каждый – законченное целое; но оба лишь создают целое – «Москву» как мировой центр. В первом томе, состоящем из двух частей, показано разложение устоев дореволюционного быта и индивидуальных сознаний – в буржуазном, мелкобуржуазном и интеллигенческом кругу. Во втором томе я постараюсь дать картину восстания новой «Москвы», не татарской; и по существу уже не «Москвы», а мирового центра. Лишь в обоих томах очертится тема моего романа». Более полувека роман «Москва» Андрея Белого пролежал в недрах спецхрана. Лишь в 1989 году он был издан впервые.
Москва Булгакова
Роман Булгакова с Москвой начался в 1921 году. Булгаков исходил Москву вдоль и поперек, от главных площадей до кривых улочек и переулков, любил кататься на лыжах вдоль набережной Москвы-реки и в Нескучном саду. Серия его очерков «Столица в блокноте» пользовалась большим успехом. Вот несколько цитат из его первых очерков: «Москва – котел, в нем варят новую жизнь. Это очень трудно. Самим приходится вариться. Среди Дунек и неграмотных рождается новый, пронизывающий все углы бытия, организационный скелет»; «ГУМ с тысячами огней и гладко выбритыми приказчиками, блестящие швейцары в государственных магазинах на Петровке и Кузнецком, «Верхнее платье снимать обязательно» и т.д. – это великолепные ступени на лестнице, ведущей в рай, но еще не самый рай. Для меня означенный рай наступит в то самое мгновение, как в Москве исчезнут семечки»... Погружаясь в тексты Булгакова, я хожу по старым улочкам и скверам той Москвы, по которой он так любил гулять. Его книги наполнены приметами московских мест, а Москва, в свою очередь, – булгаковскими историями: «Отправился я к знакомым нэпманам. Надоело мне бывать у писателей. Богема хороша только у Мюрже – красное вино, барышни... Московская же литературная богема угнетает».
комментарии(0)