От роботов к дельфинам

Зоран Питич. Поиски разумной жизни на земле и за ее пределами. – М.: Ноократия, 2017. – 208 с.

Несостоявшийся коллега учителя Служкина, выпускник геофака МПГУ им. Ленина Зоран Питич (псевдоним Станислава Иванова) ни дня не проработал в школе. Жаль, можно было бы делать ставки, в какой четверти он пропьет-таки глобус. Герои его автобиографической повести «Лучшие люди геофака» проводят большую часть времени на «симпозиумах в истинно античном смысле слова». Повесть похожа на ворох конспектов: отсутствие выверенной драматургии и анекдотического разрешения придает им убедительность подлинных воспоминаний.

Студенческая жизнь экспонирована на фоне конца девяностых – «последних лет великой эпохи без мобильной связи, компьютеров и Интернета». Еще можно невозбранно зиговать на улице или примкнуть к партизанам в Никарагуа, и все это, в общем, не означает никакой гражданской позиции: «В Артеме удивительным образом сочетались национал-социализм, коммунизм, пацифизм и даже толкиенизм, если того требовала суть разговора». Трудно сказать, приписывал ли автор фразе: «Димон был отличным актером, он даже играл на сцене театра «На Полянке» медведя, отца-алкоголика и царя-самодура» – тот смысл, который считает сознание, полное мемов и политики, но вышло уморительно. Рассказчик и его сокурсники – из поколения, которое чуть позже с лихорадочным энтузиазмом составило основную массу офисного планктона, но этот «нестяжательский» факультет собрал изначальных дауншифтеров – неформалов и раздолбаев, оставшихся душой и обликом в добрых советских семидесятых.

В «Лучших людях…» автор обращается к личному, сентиментальному прошлому, перебирая фотокарточки теплого лампового мира, отодвинутого металлической дланью технического прогресса. Ее-то и пожимает Питич в научно-фантастическом отделении своей книги. Рассказ «История нового времени» отлично выстроен композиционно. Начинаясь как футорологический экзерсис (ученые приблизились к созданию подлинной единой теории поля и овладели принципами управляемого термоядерного синтеза), повествование снимает с себя слой за слоем, оборачивается альтернативной историей (ацтеки и инки вытеснили из Нового Света конкистадоров и развили высокотехнологичную цивилизацию), и внезапно читатель обнаруживает, что он здесь не один: у повествователя возникает собеседник. Оказывается (спойлер!), архивариус института истории сошел с ума, и с ним беседует инженер-психоник (потому что архивариус –  искусственный интеллект).

Архивариус говорит о точках бифуркации и их роли в истории; на ум приходят одновременно роман Олега Кашина «Кубик Рубика», мультсериал «Рик и Морти» и песня Metallicа One. Впрочем, от последней ассоциации приходится отказаться: искусственный интеллект вовсе не заточен внутри микросхем, а обладает свободной волей. В «Эффекте Зенона» суперкомпьютер «Генератор миров», созданный для моделирования астрофизических процессов, начинает интересоваться вопросами метафизическими и на досуге пишет культурологические и богословские эссе, увлекается буддизмом и в итоге инициирует собственную дезинтеграцию – проще говоря, совершает самоубийство. На «поминках»  его человеческие друзья (а точнее, френд и разработчик) пытаются понять, достиг ли «Генератор миров» нирваны и не доказал ли таким образом необходимость существования бога. Кто тут сходит с ума и кого сводит за собой – открытый вопрос. На этом материале мог бы получиться сценарий для очередного эпизода «Черного зеркала».

Фокус внимания Питича направлен на вопрос субстрата разума и в его поисках он то и дело переходит от микросхем вычислительной машины к биологическим носителям. И homo sapiens в этом рейтинге плетется в конце. Вдобавок к этому, по мнению Питича, разум неравномерно распределен среди представителей разных полов. В присутствии женщин персонажи-резонеры говорят предельно снисходительно, будто делая скидку на слабоумие: «Неплохая речь для замужней домохозяйки. Браво!»  В «Лучших людях…» лица женского пола сплошь статистки, сокурсницы, время от времени произносящие фразы в духе «Ну вы, ребята, даете». В «Поиске…» лишь когда жена зоолога Ника (на минуточку, лингвист) ретируется в детскую, мужчины могут выпить вина и поговорить о науке. Как на равных (и даже с почтительным восхищением) он готов смотреть только на бабушек, девочек-демиургов добрых кошачьих миров и, пожалуй, преподавательниц геофака.

Так или иначе, в соревновании на разумность люди проигрывают животным. Заглавная новелла книги – художественное размышление об их разумности. В речи дельфина Ян, а с ним и автор ищут то, что, сильно упрощая, можно назвать смыслом бытия. Он последовательно спорит с тезисом о равнодушии природы и готов искать с фонарем – не обязательно человека, хотя бы и разумный кристалл, лишь бы он оказался подходящим собеседником.