Бродячий цирк. Откуда ему здесь взяться? Федор Бронников. Кулисы цирка. 1859. ГТГ
Максим Д. Шраер – двуязычный писатель, автор более десяти книг на английском и русском языках, среди которых «В ожидании Америки» и «Бунин и Набоков. История соперничества». Представляем вашему вниманию отрывок из новой книги рассказов Шраера «Исчезновение Залмана», которая выходит осенью в московском издательстве «Книжники».
Пересекая Сааремаа с северо-востока на юго-запад, они минут сорок ехали в направлении Курессааре, столицы острова, только раз остановившись по пути, чтобы сфотографировать часовенку, сложенную из сине-зеленых камней. Дорога петляла, припадая к берегу моря. Меж стволами сосен мелькали расштрихованные солнцем отмели.
– Передохнем? – спросила Айлин, дотронувшись до его паха левой рукой.
Он свернул с шоссе, потом развернулся и поехал по песчаной дорожке. Они оставили машину на поляне у кривой сосны, совсем близко к воде. До эстонской независимости в этом месте, судя по всему, располагался пионерский лагерь. На узком пляже было две кабинки, когда-то оранжевые, но теперь уже ржавые и много лет не крашенные.
Они немного прошли в сторону хилых дюн, в которые упиралась лесная тропка, и Арт думал о том, что они не занимались любовью с тех пор, когда Айлин забеременела. И хотя акушер-гинеколог в присутствии Айлин уверил его, что можно не только путешествовать, но и «другое» тоже, Арт по-прежнему сомневался.
Они вскарабкались на дюну и осмотрелись. На краю дюны, там, где сосновые иголки вонзались в песок и где мох был бледен и сух, Арт расстелил полотенце, унесенное ими из пярнусской гостиницы. Они сидели на полотенце, сплетая и расплетая руки, будто пытаясь нащупать что-то друг в друге. Когда Айлин потянулась к нему и поцеловала в губы, Арт закрыл глаза и вдруг вспомнил своего жовиального дружка Костю Фраермана с Парка Победы. Костя объяснял ему и еще двум девятиклассникам, как его родители поступали, когда мать была беременна младшей сестренкой: «Чувак ложится на спину. Чувиха садится на него сверху, а руками вроде бы упирается в пол. Чтобы живот не повредить. И вот так они трахаются». Шестнадцатилетним советским мальчикам это казалось чем-то очень странным и перверсным, а теперь Арт и Айлин были этими чуваком и чувихой, этими родителями, ждущими рождения ребенка.
Они любили с какой-то особой нежностью и бережностью. Ее лицо было слишком далеко, чтобы дотянуться и поцеловать Арта. Год назад он начал раз в неделю наголо брить голову, и его горбатый нос теперь казался ей еще крупнее и артачливее, чем в первые месяцы их знакомства.
– Я люблю тебя, Арт, – прошептала Айлин. – Ты весь мой.
Она оправила длинную свободную юбку и легла рядом с ним. Он поцеловал ее в висок, потом в левую грудь, толкаясь губами в шов бюстгальтера.
– А что он сейчас делает? – спросил Арт, едва притронувшись ладонью к ее животу.
– Плавает взад-вперед, – ответила Айлин.
Уже поднявшись и отряхивая иголки и песок, они увидели двух льняноголовых девочек-подростков, которые засмеялись и стремглав кинулись в лес.
В Курессааре они остановились в отремонтированной трехсотлетней гостинице на городской площади. В лобби стены были из голого серого известняка, а пол – из истертых буро-коричневых плит с замазанными трещинами. Девочка на рецепции сначала не могла найти их бронь, и Арт заерзал от раздражения.
– Они евреев привозили на убой, – сказал он, повернувшись к Айлин.
– Тихо, – шепнула она, – тут же понимают по-английски.
Похожая на моль сотрудница наконец-то вернулась за стойку. Зардевшись от смущения, она объяснила, что бронь почему-то значилась в системе не под фамилией Герцевич, а под фамилией Арт. Никто не предложил занести их чемоданы в номер. Сам номер, двойная мансарда на третьем этаже, выходил окнами в заросший парк. Разлапистые липы нависали над усыпанными красным гравием дорожками.
На средневековой городской площади располагались старинная аптека, несколько магазинчиков и полдюжины ресторанов. Было заметно, что фасадам не так давно подтянули лица, что каменные стены отмыли и побелили, двери и оконные рамы освежили, дверные ручки и кольца отмыли и натерли до блеска. Но всего в квартале или двух от городской площади в глаза бросались знаки многолетнего запустения.
Вдоль мощенных булыжником улочек тянулись ряды деревянных домиков, выкрашенных в горчичный, желтый или коричневый цвет. На острове сохранилось немало советских машин, старых ржавых чудовищин, доживающих свой век в изгнании. Голосом посвященного Арт рассказывал Айлин про каждую модель, называя их, как в юности – «Москвичок», «Жигуль», «Запор». А «Победу» называл «Виктория». Айлин слушала мужа и пила воду из привезенной из Америки фляги, всегда лежавшей у нее в рюкзачке. Арт говорил по-английски с едва ощутимым русским акцентом, скорее не акцентом, а намеком на акцент, и время от времени Айлин напрочь забывала, что он из России. Она вообще с трудом вписывала его в категорию иммигрантов, а вот о своей собственной бабушке, приехавшей в Америку в юности и прожившей там долгую жизнь, не могла думать иначе как об иммигрантке.
В кафе на открытом воздухе за углом от гостиницы они съели классический эстонский обед: вареную молодую картошку с жаренными с луком лисичками, приправленный сметаной салат из огурцов, помидоров и укропа и крыжовенный кисель со взбитыми сливками. Вздремнув минут сорок, они отправились смотреть главную достопримечательность острова – Епископский замок. Арт, который скептически относился к поездке на Сааремаа, поразился тому, как хорошо сохранились ров, мост и стены замка, сложенные из белого камня.
– Это, наверное, потому, что здесь в советское время было мало туристов, – предположил он. А потом добавил: – Похож на гигантскую ладью. Очень даже впечатляет.
Они медленно возвращались в центр, но не по главной аллее, а по краю неухоженного парка, пропитанного ароматом липового цвета.
– Словно чай липовый в воздухе, – произнес Арт, а Айлин посмотрела на него с удивлением.
На подходе к городской площади, уже завидев издалека медную вывеску своей гостиницы, они вдруг оказались в толпе горожан. Вокруг шумели эстонские голоса, гудели клаксоны.
– Что за фигня? – удивился Арт, совсем не ожидавший столпотворения на острове Сааремаа.
Они пересекли площадь и увидели, что на противоположной от гостиницы стороне высился двурогий шатер цирка-шапито, окруженный со всех сторон фургончиками и грузовичками и отделенный оградой от площади и толпы. Шатер был двухцветный, оранжево-красный.
– Бродячий цирк. Откуда ему взяться здесь на острове? – сказал-спросил Арт.
– Шапито – как звучит волшебно! – сказала Айлин.
– Это, наверное, страшная халтура. Стареющие гимнасты и алкоголик-клоун.
– Вот бы попасть, – сказала Айлин. – Арти, давай попробуем?
Перевел с английского автор.
Бостон (США)