Мария-Алиса Свердлова
 |
| Елена Тулушева.
Чудес хочется! Рассказы и очерки. – М.: Фонд социально -экономических и интеллектуальных программ, 2016. – 256 с. |
Мы так привыкли говорить о таланте, тенденциях и особенностях творчества и так мало, так непростительно редко о том, что же такое писатель. Каким человеком должен он быть. Что есть его ответственность перед собой и перед миром. Одна из главных тем в творчестве Елены Тулушевой – это тема детства и взросления. Трудно сказать что-то новое, когда за тобой стоят все мальчишки, все детства мира разной степени трудности: от Багрова-внука до Холдена Колфилда, от Давида Копперфильда до Саши Савельева, от Янкеля до Кузьменышей. И все же мальчишки Елены Тулушевой подали собственный голос, смогли крикнуть так, чтобы их услышали. Они ведь уже не над пропастью, а на самом дне ее барахтаются в слезах, крови и нечистотах. Они не мальчики из музыкальных школ, а агрессивные, наркозависимые, искалеченные душевно подростки.
Рассказы Елены Тулушевой не отпускают, держат чем-то. Чем – с первого взгляда и не поймешь. Кусочек жизни. Чужой, другой, залитой кровью. Кусочек какой-то очень уж документальный. Но прощаешь нелитературность, негладкость за честность, объективность – такую, что как бы и автора не видно. Стоит где-то, но как будто и нет его. «Ну, где ты? – хочется сказать Елене. – Смотри, твой Слава (рассказ «Слава») – он же убьет человека! В этот раз пронесло – убьет в другой. Ведь это же тобой сотворенный мир. Не жалей ты его, заставь пожалеть о своем преступлении. Ведь и Достоевский вмешался – заставил Родиона раскаяться. Разве нам – русским и пишущим – не прямой долг писать нравственно, разве мы можем быть просто зрителями? Разве не преступление быть автором наблюдающим?»
А потом читаю «Мамы» и «Виною выжившего». И я больше не ищу Елену в созданном ею страшном мире. Я поняла. Как ей вмешаться? Это не ее мир, а Славин, Маринин, Мишин. И Слава – этот накачанный протеинами мальчишка-скинхед – обладает данным ему Богом даром – свободной волей. Тем талантом, которым каждый волен распорядиться, как ему заблагорассудится. И Слава распоряжается. Он не спрашивает мать. И тем более Елену. Он проживает собственный путь, на котором ему в свое время встретится израненный Христос, в которого Слава точно так же по привычке может воткнуть нож. А может остановиться… И даже упасть на колени. Но мы этого не узнаем. Мы не знаем его пути. Мы можем только смотреть. С болью в сердце или равнодушно. И в этом честность Елены – человека не понаслышке знающего, кто и как втыкает нож в живое человеческое тело…
Наверное, главный талант Елены – это ее неравнодушие к горю. Умение воспринять чужую боль как собственную. Чужой грех, чужую муку взять на себя так полно, как это редко кто может. Взять без капли осуждения. Того осуждения, которое заставляет нас брать за волосы наших героев и перевоспитывать. И еще. Сострадать – это значит помнить. Наверное, мы просто забыли, как это больно – взрослеть. Как бывает одиноко. Как за секунду рушится иногда весь твой мир. Гусеница превращается в бабочку не за один день, и цветок раскрывается не за секунду. Насколько же труднее ребенку превратиться во взрослого и при этом не искалечиться, не сломаться. Дети, не умея бороться со злом в обычной жизни, чувствуя себя неприспособленными, уходят туда, где есть им подобные. Где можно начать все сначала и из неуверенного в себе подростка превратиться в борца со злом, над которым никто не посмеет смеяться. Так становятся скинхедами, а так – наркоманами. Елена пишет не для того, чтобы самовыразиться, а чтобы – не забывали. Помни в своей благополучной и в общем сытой жизни: есть те, кого любить некому. И высший человеческий подвиг – идти к ним и писать про них.
Дарья Гармоненко