Елена Елагина  |
| Тема Гамлета: месть за отца.
Александр Трифонов. Гамлет |
Слава Мелихова-публициста бежит впереди его писательского имени гонцом маркиза Карабаса, заставляя в его прозе прежде всего видеть философа и – позабытое нынче слово! – мыслителя, и только потом – художника. В самом деле, остались ли еще хоть какие-либо социальные или экзистенциальные гордиевы узлы, которых не коснулось его перо? Вопрос скорее риторический. Вот и в недавно вышедшей мелиховской трилогии «И нет им воздаяния» писатель бесстрашно препарирует самые неудобные и самые жгучие вопросы, возможно, и не имеющие решения, если не в принципе, то по крайней мере в данном нам историческом горизонте.
«С русскими я еврей, с евреями – русский», – горько замечает Костя, сын главного героя. Костя и вовсе, кстати, квартерон, четверть еврейской крови, но фамилия! Фамилия-то – Каценеленбоген. И потом, мы-то давно знаем, что бьют не по паспорту, а по морде. Кстати, «по закону», как себя ощущает Костя, так оно и есть: у евреев евреем считается рожденный от матери-еврейки, а у русских – русский от отца-русского. У Льва Каценеленбогена, главного героя трилогии, как и у его сына, все наоборот: мать-то у обоих русская! Так что хочешь быть полноценным евреем – проходи гиюр, принимай иудейство. Хочешь быть полноценным русским – меняй фамилию, а то и отчество. Иначе и там, и там – не свой. А так хочется быть своим, так хочется присоединения к большинству, стать тем самым человеком, без которого – по Платонову – народ не полный!
Неотвратимо и мощно, буквально с первых фраз книги возникает философская тема единства, изгойства и чужака. Это с ходу вычитают те, кому мир идей – та самая вода, где они – та самая рыба. Необыкновенно подробно со многими обертонами эта тема звучит в первой части трилогии – «Изгнание из рая», в которой следящие за литературой без труда узнают «Исповедь еврея», нашумевшую в начале 90-х не меньше, чем солженицынская «200 лет вместе». Но перечитать – через 25 лет – отнюдь не мешает. Это у Солженицына оппозиция всего лишь евреи–русские, а у Мелихова все сложнее, шире и запутаннее. В казахстанских степях начала 50-х кого только нет: и казахи, и русские, и евреи, и немцы-переселенцы, и ингуши, привезенные в сталинских теплушках. И все – со своими, несмотря на весь интернационализм советского строя, когда в самом деле отношения между народами и народностями были получше, чем сейчас. И как с этим со всем быть? А никто до сих пор так и не знает, что на самом деле задумал Господь – в долгой перспективе, – смешав языки на Вавилонской башне. Ни «плавильный котел» пока не спасает, ни «мультикультурализм», ни «интернационализм». И как ни кричат политики и прочие трибуны вслед за мультяшным котом: «Ребята, давайте жить дружно!» – увы, пока не получается.
Мелихов – признанный мастер «романа идей», едва ли не единственный писатель такого рода в современной русской литературе, и так-то ими не богатой. Но этим, скажем сразу, его дар отнюдь не ограничен. Любители идей свое вычитают. А что вычитают другие, любители художественности? А для них приготовлен поистине пир, изумительные страницы, посвященные детству поначалу совсем маленького и постепенно растущего Льва Каценеленбогена. Думаю, не ошибусь, если поставлю детство мелиховского Льва в один ряд с классическими «детствами» русской классики. Цитировать и наслаждаться текстом здесь можно бесконечно, поскольку все зримо, ощутимо, интересно, написано так, что дух захватывает. И – мечта пропагандиста детского чтения – как хотелось бы эти страницы увидеть в адаптированном издании для маленького читателя.
Детство – у каждого Эдем, на какой бы земле оно ни случилось. У Льва К. оно случилось в казахстанских степях, усеянных ржавым железом, в полунищей халупе, где за перегородкой то теленок, то поросенок. И при этом оказалось совершенно волшебным, полнокровным и полноценным, доверху наполненным замечательными – на всю жизнь – впечатлениями и увлекательными приключениями, порой на грани жизни и смерти. Герой – тот самый мальчишка-непоседа, которому все интересно и который все хочет испытать на собственной шкуре. Поэтому и с конька крыши прыгает, ломая ногу, и поджигает бутылку с опасной смесью, в результате оставаясь без глаза (все подробности этого ужаса на страницах, и как только мать вынесла), и в драки ввязывается, стоит услышать слово «еврей». И здесь исподволь начинает звучать еще одна горькая тема – тема отлучения от бессмертия, как его понимает главный герой-атеист, считая своего отца добровольно сдавшим позиции, сломленным в противостоянии маленького человека, у которого духа не хватило стать большим, с государством. И – тема аристократа, удовольствовавшегося всего лишь ролью интеллигента.
Во всю мощь эти темы разворачиваются во второй части трилогии «Изгнание из ада», в которой, опять же, постоянно читающий читатель узнает уже издававшуюся «Тень отца». Дело в том, что отец главного героя, всеми обожаемый учитель Яков (Янкеле) Каценеленбоген накануне Большого террора попал под широкое колесо репрессий. И, будучи совершенно безвинным человеком, пять лет, что называется, от звонка до звонка, пребывал в воркутинском лагере на лесозаготовках. Вот такой, растянутый на пять лет «Один день Ивана Денисовича». И ему еще повезло, он стойко до конца отрицал свою вину. А обманутые посулами следователей подписанты все были расстреляны. Повествование ведется от первого лица, отца героя, с вкраплениями комментариев сына. На самом деле – это рукопись отца, которую он, мистическим образом появившись среди живых уже в наши дни (вот оно, изгнание из ада давно умершего отца), передает сыну с наказом стереть память о своем погубителе, следователе Волчеке. Но сын, читая написанную спокойным пером лагерную жизнь отца (везде люди, и хороших везде немало), начинает вершить над ним суд, считая его человеком сломленным, отказавшимся от бессмертия.
Третья часть трилогии «Изгнание из памяти» практически детективная. Это весьма напряженная и стремительная история, хотя по сути – тема Гамлета: месть за отца. Кстати, Гамлет цитируется напрямую в сцене в метро, где студенты актерского отделения репетируют прямо в вагоне. Надо сказать, что раскавыченных цитат у Мелихова не сосчитать. И все к месту, и все выдают поколение автора. Нынче молодежь разговаривает другими гэгами и мемами. Тем не менее трилогия для продвинутого читателя – увлекательный концерт-загадка и способ проверить свою эрудицию: радость узнавания на каждом шагу. Третья часть вся посвящена розыску подлеца Волчека, дабы вычеркнуть его из памяти народной навеки. Перед нами захватывающая история с построением через специалиста-генеалога родового древа Волчеков, с рысканием по этому древу, с судьбами многочисленных родственников Волчека, с влюбленностью в конце концов в двоюродную внучку следователя-мерзавца, закончившуюся, к сожалению и разочарованию героя-романтика, ничем. А вы что хотели от молоденькой девочки с «крепкими грудками»? Повторения истории Мазепы? Массовую геронтофилию? Да, случается. Но не часто. Не массово. И все больше с воротилами шоу-бизнеса, куда нынче включен и кинематограф, и театр, некогда называемый храмом. В историях со среднестатистическими пожилыми мужчинами девушки предпочитают выбирать сверстников. А подлец Волчек, оказывается, погиб под тем же маховиком Большого террора, довольно быстро вслед за своими жертвами, и в родне почитается едва ли не героем. А как же! Ведь казнен сталинскими извергами.
Так выполнил ли герой наказ отца? И был ли смысл в этом наказе? А вот оставим интригу. Читайте сами. Но прежде процитируем строки Екклезиаста, взятые в название трилогии: «Не помнят тех, кто был прежде, и не будут помнить тех, кто еще придет. Живые знают, что умрут, а мертвые ничего не знают, и уже нет им воздаяния, потому что и память о них предана забвению». Но пока жив народ, пока живо государство, хранитель, по словам главного героя, бессмертия, жива и История, и Подвиг народный, и наши Большие Дела. Это взгляд героя-атеиста. А человек религиозный знает, что у Бога все живы, он со своей бессмертной душой не боится забвения. Так что еще одна тема для писателя Мелихова уже, можно сказать, готова. Ждем продолжения.
Санкт-Петербург
