Мастера эпизода

Все реальные и фантасмагорические события происходят на сцене авторского сознания. Питер Брейгель Старший. Страна лентяев. 1567. Музей Старая пинакотека, Мюнхен

Владимир Плешаков – автор интересный: во-первых, хорошо пишущий, во-вторых, умный, в-третьих, остроумный, в-четвертых, абсолютно неожиданный. На последнем определении стоит остановиться подробнее. Собственно говоря, это одно из основных качеств его творческого метода, а главное, одно из удачных как для писателя, так и соответственно для читателя средств воздействия – ведь удивить читателя далеко не каждому автору удается, даже если он и ставит такую задачу вполне сознательно. Плешакову удается. Но занимательность рассказов книги «Русалка гриль»,  а читательское удивление как бы результат этой мастерской занимательности, для автора отнюдь не самоцель: за каждым поворотом сюжета, за каждой неожиданной концовкой всегда второй план – философский подтекст, некая интеллектуальная аллегория, емкая метафора, спроецированная на реальный план бытия.

Где происходит действие рассказа – в столице, на берегу реки, в королевстве Сиам, в древней Иудее, в Северном Ледовитом океане, в горах Кавказа, – не играет существенной роли, потому что на самом деле все эти иногда как бы реальные, а чаще почти фантасмагорические, порой смешные, порой, наоборот, печальные события происходят на сцене авторского сознания. И главная пьеса на этой сцене – пьеса абсурда, где настоящими героями оказываются чаще персонажи второго плана. Мастера эпизода. И все они, объединенные некой условной системой знаков, так же условно полагают, что понимают друг друга. И в этом автор тесно соприкасается с философией – с тем ее направлением, которое рассматривает культуру, то есть некий духовный свод любой цивилизации, как систему знаков и значений и считает главной проблемой взаимодействия представителей культур и цивилизаций как их носителей именно проблему понимания.

Например, Мишель Фуко выделял языковый код, то есть свод предписаний и запретов, специфический для каждой исторической эпохи. Именно языковая, то есть знаковая, норма, полагал он, бессознательно определяет поведение любого человека, его сознание и подсознание, становясь именно неким условным кодом, впоследствии закрепленным и в коллективном бессознательном (если использовать терминологию Карла Юнга). Именно на такой философской платформе разворачиваются и парадоксальные рассказы Плешакова, в которых сельский дурачок, выпавший из общепринятой системы знаков и потому как раз и считающийся умственно неполноценным, оказывается шахматистом, играющим заочно, в эпистолярной форме, со знаменитым столичным гроссмейстером, причем играющий на равных.

Владимир Плешаков. Русалка гриль. – М.: Э. РА, 2015. – 304 с.

Неполноценным для обычного взгляда окажется и мальчик, обладающий от рождения пророческим даром, способный видеть время и мир нелинейно, потому что в его снах будущее прорастает в прошлое, а не наоборот. Но Владимир Плешаков предупреждает: если кто-то выпадает из привычной системы знаков, разрушает или даже просто не принимает условный код, он оказывается отверженным, и в конце концов он обречен. Более того, случайно попавший в систему знаков иной цивилизации и как бы вступивший с этой загадочной цивилизацией в контакт, обречен тоже («Зайчик»). Потому что есть некая черта, предел, которые переходить нельзя: в лучшем случае начнется «заблуд (блуждение, заблуждание)», в худшем – катастрофа. Причем этот предел может быть как в сфере социальной, так и в сфере эмоциональной, то есть чисто субъективной («Стыд смертельный»).

И этот предел, который из-за существующей системы правил может быть не назван, но всегда человеком осознается, обозначая себя как запрет на запредельное в широком смысле, автора очень влечет. Его герои выходят не только за границы общепринятых социальных норм (сатирические рассказы о Паше Пухове), но и за пределы реального мира («Зеркалоиды»). И автору этот прорыв его героев наиболее в них интересен. Хотя сам он хорошо чувствует, так сказать, комфортность конформизма, приятное удобство и эмоциональное тепло привычного знакового обмена, объединяющего двух, трех, группу людей хоть на время, но в одно целое («Русалка гриль»).

Объединение и разъединение или, другими словами, соотнесенность «я» и «мы» – еще одна тема рассказов Плешакова. И здесь автор очень хорошо чувствует и не менее хорошо показывает, как и при каких обстоятельствах «я» начинает соединяться с «мы», наконец полностью себя утрачивая и растворяясь в общей массе. С одной стороны, такое растворение несет чувство приятной безопасности, с другой – грозит полным исчезновением отдельной личности и, как следствие, исчезновением всей культурологической общности, составленной из отдельных индивидуумов («Сказание о Гоб-Раце»).

Но вот что удивительно – мы снова вернулись к «эффекту неожиданности» «Русалки гриль» – все эти векторы интеллектуально-философской направленности отнюдь не делают рассказы Владимира Плешакова трудными для чтения. Рассказы читаются легко, потому что все вышеизложенное не представлено в них  в виде схоластических построений, а выражено средствами исключительно художественными, среди которых юмор и гротеск играют далеко не последнюю роль.