Новый взгляд Зулейхи

Советская власть перековала. Т еперь можно и любви предаться. Хью Дуглас Гамильтон. Купидон и Психея в свадебной беседке. 1792–1793. Национальная галерея, Дублин

Роман Гузели Яхиной «Зулейха открывает глаза» стал самым громким литературным событием 2015 года. Первая премия и читательский спецприз «Большой книги», премии «Ясная поляна» и «Книга года», финал «Русского Букера» и «НОСа» – такой список наград украсил бы биографию любого мэтра, но достался дебютантке. Причем в первый же год выхода на литарену.

Не ставя под сомнения литературные достоинства романа, а они есть, задумаемся о причинах популярности романа среди весьма обширных кругов интеллектуальной публики. И о премиальной истории, кстати, тоже.

Внешняя, сюжетная канва событий посвящена истории татарской крестьянки Зулейхи, которая сначала живет своим привычным житьем-бытьем в татарской деревне, потом вместе с партией раскулаченных совершает длинный-длинный путь в Сибирь, а потом пытается выжить в этой самой Сибири.

Но тот, кто подумает, что это очередной роман об ужасах репрессий тридцатых, ошибется. То есть ужасы в наличии, и мороз по коже они обеспечивают, но дело не в них. Дело в том, что та жизнь, которой Зулейха жила до того, как столкнулась с репрессивной государственной машиной, была ужасной в неменьшей степени. Более того, после ужасов «традиционного уклада» явление чекистов воспринимается чуть ли не как избавление. Хоть и плохой, но выход из безысходности, окружающей Зулейху. Тем более ужасной, что она воспринимает ее как норму.

Это во-первых. Во-вторых, советская власть, собственно, выполнила обещанное: посулила перековать раскулаченную крестьянку в нового человека – и перековала. Потому что контраст между Зулейхой в начале романа – забитой, боящейся всего и вся – и Зулейхой в финале, лихо бьющей птицу влет и на равных разговаривающей с любимым мужчиной – разителен. То есть, как ни дико это звучит, раскулачивание имело смысл, по крайне мере в отношении Зулейхи. А что до сотен погибших по дороге – так власть изначально не возражала против такой цены.

Гузель Яхина. Зулейха открывает глаза. – М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2015. – 512 с.

Таким образом, как это ни парадоксально звучит, в этом смысле роман нельзя назвать ни несоветским, ни антисоветским. Несоветскость его в другом: советская власть в романе не дает новых смыслов. А они нужны. В процессе своего длинного и мучительного пути из старого мира в новый Зулейха отказывается едва ли не от всего, что было важно: привычек, морали, веры... Последнее особенно важно: отказ Зулейхи от религиозности, как в ее народном изводе – веры в духов, так и в высшем – от мусульманской религии – подчеркивается в романе особенно настойчиво.

В общем-то, это не удивительно. Религиозность не дает какого-либо просвета для Зулейхи в ее «старой» жизни, не спасает своих адептов в бесконечном пути в Сибирь. Так что не удивительно, что, уйдя от религии, Зулейха начинает общаться с миром напрямую. И этот мир в романе оказывается неожиданно справедлив, воздавая всем его героям по заслугам. Но ценою взаимопонимания с ним становится полное преображение человека. Медленно, шаг за шагом Зулейха приходит к новой этике взаимоотношений с миром и с людьми. Этике, в которой достойное поведение оказывается рискованным, но единственно возможным способом выжить.

Отказавшись от всего, что составляло святыню ее прежней жизни, советским человеком Зулейха не становится. Вместо этого она практически сразу же, еще в поезде, с удивлением обнаруживает, что более «своей» она чувствует себя не среди своих соотечественников, людей одной с ней судьбы – мулл, крестьян, а среди «контрреволюционных недобитков» – людей культуры: доктора Лейбе, художника Иконникова, Изабеллы... Выбор оказывается правильным, потому как эти «недобитки» обладают редкой живучестью. Более того, именно их трудами, в «семь рук», возводится и новый поселок, центр новой жизни.

Вообще это представление о ссылке как о возможности начать с чистого листа, заселить новую землю очень характерно для нашей литературы. Скажем, в букеровском «романе десятилетия» «Ложится мгла на старые ступени» Александр Чудаков рисует целую ссыльную утопию, такое количество интеллектуалов сконцентрировала ссылка в казахстанских степях. Нечто подобное рисует и Гузель Яхина, и если поначалу история жизни в поселке Семрук напоминает робинзонаду, то под конец она выглядит историей создания нового типа цивилизации. Вольного города вольных людей.

Но эта цивилизация не долго существует автономно. Государство, в силу удаленности временно позабывшее о существовании поселка, вновь добирается туда. И оказывается, что новые, перековавшиеся люди на деле не нужны новой власти. А нужны прежние, темные и забитые. И под вывеской новых лозунгов на новую землю приходят старые порядки. Уголовник, переродившийся чекистом, становится новым хозяином этой земли.

Гузель Яхина щадит своих любимых героев: практически все они так или иначе покидают поселок до этого. Покидает его и сын Зулейхи – он становится художником, то есть тоже носителем культуры.

Именно культура, а не религия или идеология, оказывается единственным действительным смыслом человеческого существования в романе. Убежденность в этой способности культуры и поныне разделяется значительной частью нашей интеллигенции. Убежденность эта, выстраданная за годы жизни при советской власти, ныне может многим казаться довольно спорной, но не может не вызывать уважения. И, может быть, созвучие пафоса романа с этими глубинными убеждениями и обусловило его успех в этой среде. Для остальных, как водится, прочтение этого романа может стать новым поводом для споров и размышлений. Что тоже неплохо. Приятного чтения...