Не лекция, а волшебство…Иллюстрация из книги
Открывая книгу Бориса Евсеева, сразу попадаешь в сказочный мир благодаря интересным и ярким иллюстрациям, выполненным художником Викторией Фоминой. Затем наступает черед текста.
Обычно книги про великих, написанные для детей, только детством или юностью и ограничиваются. Евсеев поступил иначе. Он изобразил в узлах и эпизодах почти всю жизнь Чайковского: от раннего детства до предпоследнего года жизни.
Получилось увлекательно. Но главное, конечно, не в приключениях Чайковского (а они тоже в его жизни случались, правда, чаще это были приключения духовного плана). Главное в том, что автор смог представить самое трудное из того, что скрывается за пестротой афиш и парадными страницами биографий. А именно: путь произведений Чайковского от замысла до воплощения.
В жизни у Чайковского не все складывалось гладко. Это сейчас он – классик из классиков. А если обратиться к его письмам и дневникам, картина получится не такой радужной. Есть немало записей Чайковского на эту тему. Вот одна из них, относящаяся к периоду репетиций в петербургском оперном театре: «Я хотел взять назад свою партитуру и уйти из театра… Хочется взять партитуру и бежать из этого проклятого города, где царит чиновничье самоуправство!»
Евсеев острых углов в своей повести не избегает. Даже наоборот, как Вовочка из анекдота, словно бы ищет их умышленно. Чего стоит один только сказочный эпизод, основанный на реально имевшем место желании некоторых родственников «пустить Петю по юридической линии». Этот эпизод с привидевшимся композитору Большим Чиновничьим Пером очень живо напомнил мне современность. Давая в награду тяжеленное Перо с цепью, композитора словно подталкивали сочинять «музыку выутюженных мундиров и начищенных до блеска шпор».
Борис Евсеев.
Чайковский, или Волшебное перо. – М.: Энтраст трейдинг, 2015. – 72 с. |
Правда, такие «острые» места умело перемешаны с местами по-хорошему поэтическими и даже чуть мистическими. В первую очередь это касается чудесной Рождественской ночи в подмосковном Клину, а также разговора о церковной музыке, в частности, о «Литургии святого Иоанна Златоуста», сочиненной Чайковским.
Еще одна особенность: ничего менторского или назидательного в разговоре автора с юными читателями нет. Зато часто звучат доверительные и какие-то почти родственные нотки. Даже там, где Евсеев рассказывает о русских, украинских, французских истоках мелодий Чайковского, рассказ его воспринимается не как лекция про народное творчество, а как разъяснение одной из основ композиторского дела. Иногда даже кажется, что внутренние монологи в повести-сказке принадлежат самому Петру Ильичу, и тот просто на минутку присел на цветастый диван, чтобы поделиться с автором своими музыкальными размышлениями.
В общем, в книге есть настоящая сказочная достоверность.