Шарлатан

Уши говорили, не оборачиваясь… Борис Кустодиев. Статс-секретарь генерал Михаил Николаевич Галкин-Враский. 1902–1903 гг. Государственный музей искусств Республики Казахстан им. Абылхана Кастеева, Алматы

По сравнению с романами Ильфа и Петрова все, что ими написано помимо, не вызывает большого интереса ни у читающей публики, ни у литературоведения. Это понятно и отчасти справедливо. Соавторы действительно много писали на злобу дня, выполняя редакционные задания и соображаясь с жесткой цензурой. Теперь это читать скучно. Однако и среди произведений, наполняющих последние тома собраний сочинений Ильфа и Петрова, еще довольно много любопытного. Эта часть их наследия изучена не в пример хуже, и для исследователя тут, без преувеличения, непаханое поле. Например, попробовать реконструировать колоколамский цикл. «Необыкновенные истории...» задумывались как едкая антиутопия. Ретивым авторам, конечно, быстро подрезали крылья, но и то, что ими написано, можно было бы напечатать в первоначальном порядке и без цензурных купюр. Никто пока не взял на себя труд выделить из записных книжек Ильфа фрагменты, относящиеся к сатирическому роману о нашествии древних римлян на нэпмановскую Одессу; этот нереализованный замысел уже смертельно больного Ильфа помимо прочего любопытен тем, что он тут как бы предсказывает румынскую оккупацию Одессы во время Великой Отечественной. Далеко еще не все, что осталось в рукописях, опубликовано. И даже не все опубликованные произведения выявлены. Тому пример – предлагаемый рассказ Ильфа.

Рассказ «Шарлатан» был напечатан в издававшемся короткое время при «Гудке» «Красном журнале» (1924, № 3, с. 6–7); не включался он, насколько мне известно, ни в одно собрание сочинений Ильфа и Петрова, ни в сборники произведений отца, изданные Александрой Ильф; не указан в библиографии произведений Ильфа и Петрова, не упоминается в Интернете. Есть ли о нем что-нибудь в литературе об Ильфе и Петрове? Впечатление, что исследователи их творчества прошли мимо этого рассказа и он совершенно не известен современному читателю.

Это ранний, «допетровский», рассказ Ильфа. Как это обычно было у писателей из Одессы, герой его – личность если и не имеющая больших разногласий с Уголовным кодексом, то уж не кристальной души. В данном случае это сделано, можно сказать, мудро – иначе б рассказ получился слишком верноподданным по отношению к победившей власти.

В заключение два комментария. Герой рассказа носит фамилию (или прозвище) как у испанского временщика и фаворита королевы Мануэля Годоя.

В рассказе упоминается уманьское восстание. Умань – злосчастное местечко в Украине: в 1768 году его взяли восставшие гайдамаки, после чего вырезали все население (в том числе погибло множество евреев). Эти «подвиги» воспеты в поэме Шевченко «Гайдамаки». В Великую Отечественную немцы устроили в Умани массовое истребление евреев. Что было в Умани в Гражданскую, известно меньше, но, вероятно, тоже не обошлось без большой крови. Так что «Шарлатан» – рассказ, может быть, и юмористический, но в нем подспудно присутствует тема, болезненная для Ильфа.

Георгий Азатов

Илья Ильф

Иван Годой, шарлатан в плисовых штанах, горько стоял у переулка.

Вечернее небо обливалось тенью.

Только что Годой получил отказ у превосходной, глазастой девушки.

Она удрала, смеясь, и крикнула на прощанье:

– Вы шарлатан! Кто вам поверит?

Ему действительно никто не верил. Такая у него была молодая, смешная рожа.

С трамвайного провода слетели храпящие, желтые, голубые звезды. Годой поправил на себе трехрублевые штаны и двинулся к площади.

Он влез в пивную, но покинул ее сейчас же. Пиво показалось ему пересоленным, а воблы не дали вовсе.

– Кто вам поверит? – передразнил он, стоя на углу. – Какие все свиньи!

Потом перебежал площадь и вошел в кинематограф.

Отвергнутое сердце настойчиво требовало развлечения.

В фойе циркулировала музыка.

Толстяк за крошечным пультом дирижировал смычком, прической и полами потертого пиджака.

Канифоль скрипела на струнах, в медной трубе орал погибающий великан, а виолончель гудела, как улетающий «юнкерс».

Сегодня оркестр вырабатывал исключительно интеллигентную печаль.

Сердце Годоя перевернулось от злости. Оно хотело забвенья.

Он завертелся на каблуках и стал рассматривать публику.

Публика стояла, навострив уши к музыке, и молитвенно держала руки на животах.

Рядом с Годоем стояла дама с расписанным лицом. Она издавала запах одеколонного завода, была толста и была противна.

– Мадам, – сказал шарлатан, – как вам нравится эта панихида?

Мадам, в страхе, моментально отошла на сто пятьдесят шагов. Скрипка заревела, забили звонки, и все повалили в зал.

Картина была чепуховая.

С места в карьер какой-то злоискатель выгнулся на постели и умер, не без достоинства. Дочка его, клетчатая пигалица, заплакала, а на всю эту историю смотрел жадным глазом негр с головой блестящей, как новая галоша.

Потом негр чего-то украл и началась свистопляска – американского правосудия.

Затем дали свет и наш шарлатан стал осматриваться.

Впереди него сидели уши.

То есть была и голова, и все остальное, необходимое взрослому мужчине, но уши были главное.

Они были спокойные и нахальные. И Годой сразу их возненавидел. Такие уши он не мог пропустить.

Снова дали экран.

– Снимите шапку! – сказал обидным голосом Годой. – Я ничего не вижу.

Уши молча сдернули шапку. Открылась аккуратная матовая лысина. Она была совершенно невыносимого яичного цвета. Годой заскрипел зубами, как если бы увидел насекомое.

– Погоди! – подумал он, – я тебя разыграю.

Он повел себя как настоящий шарлатан. Он уперся коленом в спину ушастого и стал ждать.

– Молодой человек, – сказали уши, – я попрошу вас вывести!

Уши говорили, не оборачиваясь.

Негр уже отсидел положенные ему пятнадцать лет, но, имея злодейское сердце, снова что-то замышлял и прилаживал к себе приятную бороду.

Однако шарлатану было не до негров. Он нагнулся к ушам и тихо сказал:

– Вы никого не попросите. Я вас знаю!

В это время шерифы снова схватили злодейского негра за шиворот.

Уши заметно содрогнулись.

– Я вас узнал! – шептал Годой. – На вас были тогда усы, – врал он наудачу.

Скрипка запела тонко и страшно.

Негр стал дико рваться.

– Замолчите! – сказали уши. – Или я...

– И погоны! – вдохновился шарлатан. – Скажите, вы никогда не были в Киеве?

Негра уволокли. Барабан рубил, как меч правосудия. Шарлатан задыхался от злобного удовольствия, а уши напряженно смотрели вперед. Но Годой, шарлатан в плисовых панталонах, не отставал.

– Вы участвовали в усмирении...

Уши подскочили и захрипели.

– Я сейчас же потребую, чтоб вас...

Затем светлая тень побежала по проходу.

Шарлатан не стал ждать заслуженного наказания и ринулся в надежде выскочить раньше.

Это ему не удалось.

Уши вылетели первыми. Сердце шарлатана екнуло.

– Ой, будет скандал, будет!

Но уши, не останавливаясь, выбежали через стеклянные двери на улицу.

Годой ничего не понял и машинально помчался за тенью.

Было поздно.

Небо к этому часу смутилось и почернело. Влево была забрызганная светом площадь. Вправо темнел каркас недостроенного семиэтажного дома, а дальше расползались во все стороны гробовые переулки.

Тень бросилась туда.

За ней с веселой тревогой, ровно ничего не соображая, несся Годой. Он пробежал неоконченную постройку и остановился.

Тень исчезла.

Прыская от смеха, Годой пошел обратно. Он окончательно развеселился.

Под кирпичной пробитой стенкой он стал закуривать. Короткий огонь порвал темноту, и Годой испуганно закричал.

Ушастый со свороченным лицом стоял, прижавшись к стенке. Молча и мгновенно вцепился шарлатану в глотку.

На крик раздался свисток и топот бегущих.

Шарлатан отчаянно дернул шеей, освободился от страшных тисков и схватил метнувшуюся тень за ногу.

Затем нахлынула толпа.

* * *

Настоящее звание тени было: Федор Пазухин, офицер, усмиритель уманьского восстания и так далее и далее (так в тексте. – «НГ-EL»).

– Вы что, его в лицо знали? – спросил следователь шарлатана.

– Нет, я с ним шутил... Я совершенно не...

– Кто вам поверит? – засмеялся следователь. – Ну, будьте здоровы.

И, выйдя на улицу, Годой рассердился.

– Кто вам поверит? – передразнил он. 

– Какие все свиньи.

Публикация Георгия Азатова