Запах женщины – запах греха.
Пьер Огюст Ренуар. Причесывающаяся женщина. 1887. СПб. Государственный Эрмитаж. |
Все-таки Нинка сволочь. Однозначно! Позвонила ближе к ночи и просипела в трубку – мол, температура высокая, и тело ломит. Теперь за нее нужно работать Лыжиной Лариске. Ведь больше некому. И это в субботу. Утром. Летом.
А у Лыжиной, может, планов было громадье на свой законный выходной. Она, быть может, собиралась на пляж, в гости, в театр или на худой конец в кино. В какой последовательности все задуманное Лариска провернула бы, доподлинно неизвестно. Но это неважно!
Просто все и всегда пользовались ее безотказностью. Еще Лыжина была впечатлительной. Она постоянно входила в чье-то положение. Вокруг нее кипела жизнь: подруги удачно и не очень выходили замуж, у них рождались дети, после чего наступали их шумные и важные для психики ребенка бесконечные дни рождения. Разумеется, эти даты выпадали на выходные дни, и Лыжина принимала удар на себя.
У Лариски не было детей, и мужа, кстати, тоже. Последний ее кавалер – безразмерно талантливый и вечно голодный до ярких впечатлений музыкант Аркадий сбежал в Вильнюс два года назад.
С тех пор Лариска жила жизнями своих подруг и друзей. Вот и на этот раз Нинка ее «сделала». Теперь вместо теплого песочка на пляже Лыжина будет всю субботу торчать в душном маленьком магазине и выпрашивать у покупателей, потных и обозленных от жары, мелочь. Зачем? Чтобы выдать сдачу одной бумажной денежкой. Ведь если удается заполучить «десятик» и вместо сорока рублей, например, сдать мятым полтинником, накрывает маленькая радость. Потому что мелочь для продавцов – все равно что драгоценные камни. Явление редкое, а потому бесценное.
Было раннее утро, и на улице еще не было так жарко. Лыжина шла по улице совершенно одна, казалось, что даже машины устали гонять и уснули. Горожане наслаждались субботним утром: спали, отлеживались, одним словом, отдыхали.
Лариске захотелось закричать и разбудить сразу всех. Чтобы из окон и подъездов высунулись заспанные лица и пожалели ее. Но она, конечно, этого не сделала, а стала только сильнее злиться на Нинку.
Лыжиной было тридцать с хвостиком. Мама в тандеме со старшей 45-летней сестрой постоянно на нее наседала. Мол, когда уже найдешь себе мужа и нарожаешь детей? Как будто она была против! Но тот самый все никак не появлялся, а встречались только мутные мужики, что-то вроде Аркадия.
С претендентами, которых ей сватала родня, Лариска давно покончила. Это были сплошь маменькины сынки: в коротких брюках и с детскими комплексами размером со слона. Нет уж, спасибо!
До магазина оставалось несколько метров, как вдруг из-за поворота вышла женщина и пошла по направлению к Лариске. Ну как пошла… Она парила. Даже издалека было видно, незнакомке нереально хорошо. Женщина приближалась к Лыжиной не то чтобы вприпрыжку, она делала это беззаботно и легко. Сумка в ее руке выплясывала танцевальные па, двигаясь в унисон со своей хозяйкой. Лариска и незнакомка поравнялись друг с другом, и Лыжина поняла: сегодня ночью женщина согрешила.
Она сделала такой вывод вовсе не по загадочной улыбке Джоконды, что застыла на лице незнакомки. И даже не по едва уловимому шлейфу сладких духов и дорогого алкоголя, преследовавших ее.
С потрохами женщину выдавало платье. Оно было надето наизнанку. На груди вызывающе топорщились вытачки, а на плечах непроизвольно и по-летнему весело подпрыгивали белоснежные поролоновые подплечники. Как крылья у бабочки. Незнакомка пребывала на своей волне и Лыжину даже не заметила.
А Лариске вдруг стало очень хорошо. Словно это она всю ночь предавалась плотским утехам и только что вынырнула из чьей-то теплой постели. Лариска проводила женщину-бабочку глазами и вприпрыжку подлетела к дверям магазина. В тот день покупателям повезло. Их обслуживала румяная и веселая продавщица. Она улыбалась всем загадочной улыбкой Джоконды. Лыжина была впечатлительная.
Железногорск, Красноярский край