Невыносимая зыбкость бытия

Крым – полуостров контрастов. Фото Андрея Щербака-Жукова

В аннотации произведение названо «серьезной заявкой на большой украинский роман». По иронии судьбы, пока творение Беседина шло к читателю, Крым поменял государственную принадлежность, и роман из украинского превратился в российский (хотя и опубликованный в харьковском издательстве). Неизбежным стало изменение его восприятия. Еще недавно он мог бы стать чем-то вроде этнографических очерков о жизни русского подростка в районе компактного проживания своего нацменьшинства (украинизмы, проскальзывающие в авторской речи, лишь подчеркивают этот факт, придавая повествованию провинциальный колорит). Теперь же он представляется едва ли не провозвестником общественных потрясений 2014 года, исследованием той человеческой магмы, которая бурлила долгие годы, пока не вырвалась геополитическим вулканом.

«Учитель» не случайно назван романом перемен. Через призму истории взросления подростка мы видим тлеющие угли грядущего пожара: то едва заметные, то яркие, они придают накал тексту, оставаясь фоном для изображения подростковых страхов и мальчишеской неуверенности.

Неуверенность (и как следствие – злоба) пронизывают всю ткань романа. Неприязнь к новоприбывшим татарам, неприязнь к чуждой украинской власти, неприязнь к «хозяевам жизни» довлеет над чувствами людей, изливаясь на страницы произведения матерщиной и нарочитым физиологизмом. Семнадцатилетний Аркадий Бессонов («Аркада», «Бес») на инстинктивном уровне противится, отторгает и в то же время усваивает эту ненависть. Она для него насколько естественная, настолько и чуждая (эклектика свойственна всей атмосфере романа) среда обитания. Татарская мафия на рынках, пророссийские лозунги на стенах домов, враждебно-недоуменное отношение к украинскому языку – все это часть окружающего ландшафта, привычного и почти неизменного. Бесчисленные флэшбеки рисуют нам эту действительность четкими, иногда навязчивыми штрихами: «Вкладыши к лекарствам перевели на украинский язык, и бабушка очень ругалась, когда пыталась разобраться с противопоказаниями и способом применения кардиомагнила и дигоксина. Фильмы в кинотеатрах стали демонстрироваться на украинском, и те стремительно, хотя только начали подыматься после нищенских девяностых, опустели. Улицы переименовывались (была Коминтерна – стала Петлюры), дела ветеранов пересматривались, на месте училища Пушкина открыли топлес-бар «Украиночка»…»

Платон Беседин. Учитель. В 4 томах. Том 1. Роман перемен. – Харьков: Фолио, 2014. – 384 c.

При этом автор удерживается от одностороннего взгляда на происходящее: в одной из сцен украинцы, волею случая попавшие в Севастополь, разгоняют русских гопников, напавших на главного героя.

Вообще уличная шпана слишком уж назойливо присутствует в романе: создается впечатление, будто, кроме главного героя и его приятелей, все остальные подростки с Южного берега Крыма – сплошь маргиналы и потенциальные бандиты. Здесь мы не увидим ни солнечных пляжей, ни теплого моря: образ Крыма в романе сугубо депрессивен. Полуостров – средоточие разоренных колхозов и развалившихся предприятий. Люди живут либо воспоминаниями о славном советском прошлом, либо надеждами на Россию. Об Украине вспоминают только для того, чтобы в очередной раз пнуть «проклятую незалежность». Подвешенность состояния, когда прежней жизни уже нет, а новая отторгается, как раз и рождает то чувство неуверенности в завтрашнем дне, шаткости бытия, которое царствует в умах персонажей.

Неуверенность общества переплетается у Бессонова с неуверенностью личной, свойственной его возрасту и психической конструкции. От первой до последней страницы главный герой пытается преодолеть в себе два страха: страх перед первой близостью с женщиной и страх перед грубой силой. Антиподом Бессонова выведен его друг-соперник Васильев по прозвищу Квас – личность энергичная, но неуравновешенная. Испытывая, по всей видимости, те же страхи, что и главный герой, он отвечает на них агрессией, граничащей с психозом. Трагическая развязка его конфликта с действительностью, наступающая в середине романа, оставляет при этом осадок неудовлетворенности – слишком выпуклым сделал его автор, чтобы внезапно оборвать эту нить.

Во второй половине романа Беседин вводит в текст старшего брата главного героя – Виктора. Недавний дембель, тот бравирует перед Аркадием своим успехом у женщин и снисходительно кличет братца Адиком (авторская находка, мгновенно выводящая роман на определенный уровень аллюзий). «Что за новая привычка – называть меня Адик?» – думает главный герой. – «Будто подчеркивая вечное состояние ребенка, у которого нет шансов стать взрослым. Если Гитлера называли именно так, то неудивительно, откуда эта его ненависть к людям».

Роман – это еще и срез масс-культуры эпохи первых дешевых мобильников. Страницы книги пестрят названиями музыкальных групп и молодежных сериалов, фамилиями шоуменов и голливудских актеров (странно, что нет рекламных слоганов). Интернет еще не распространился, основным средством массовой информации остается телевидение. Тут, пожалуй, автор допускает перебор: много ли людей нынче вспомнят игру «Слабое звено» по одному упоминанию Марии Киселевой? А кто уже сейчас сможет ответить, в чем суть кавээновской шутки про канат и Шопенгауэра? Роман – как старая школьная фотография: половина одноклассников уже забыта, остались одни лица, за которыми слабыми сполохами брезжат неверные воспоминания.

Произведение Беседина (а вернее – первая часть грядущего четырехтомника) заканчивается пароксизмом насилия, который, очевидно, должен символизировать победу Бессонова над одним из своих страхов. Эта сцена (одна из самых сильных в произведении) не заканчивается, однако, ничем – типичный случай сериала, когда вместо завершенности пишут: «продолжение следует». Автор, впрочем, сам объявил, что создает тетралогию. Вот только повод ли это, чтобы так резко обрубать повествование?