Читать Марину Степнову – как слушать семейные истории: а он? а она? а ты что? да ты что! Кто полюбил огромных, трехчастных «Женщин Лазаря», вошедших во все возможные шорт-листы и получивших третью премию «Большой книги», а потом и переизданного на радостях дебютного «Хирурга», кто радовался подробностям быта и не очень заметил, что они подчас выпадают из эпохи, кто признал право автора на гроздья эпитетов к одному существительному и искренне восхищался медовой густотой метафор, полюбит и «Безбожный переулок».
Внимание к третьему роману Марины Степновой будет пристальным, лауреаты «Большой книги» без внимания не остаются. Мы уже знаем мужские портреты ее авторства в родных советских и постсоветских декорациях – пластического хирурга Хрипунова и гениального физика Лазаря Линдта. Настал черед врача-педиатра Ивана Сергеевича Огарева. Новый герой Степновой не претендует ни на исключительность Линдта, ни на хрипуновское соревнование с Богом – он обычный. Русский, «стопроцентный, как спирт», он, как и положено советскому интеллигенту, живет в книгах и художественных альбомах, перебираясь из одной в другую, примеряя на себя персонажей и сравнивая технику великих живописцев просто так, для души. Горькое детство с замученной мамой и жестким неласковым отцом в конце 70-х, бессмысленное отсиживание уроков в школе, случайный выбор профессии врача, армия, работа, скучная нелюбимая жена. Огарев плывет по течению, изредка принимает судьбоносные решения, ошибаясь на каждом шагу. Каждая ошибка стоит чьей-нибудь жизни, но героя это мало смущает. Жизнь как долгая попытка вписаться в систему, срастись со страной, череда провалов и разочарований. Все, что ему остается, превратиться в любого доктора из ПСС Чехова, тихо пить и довольствоваться камерным признанием наставников и пугливой благодарностью пациентов. Но тут, примерно к 300-й странице, выясняется, что книжка Степновой про другое.
Марина Степнова.
Безбожный переулок. – М.: АСТ: Редакция Елены Шубиной, 2014. – 382 с. |
Она о безысходной русской тоске по Тоскане. Огарев потому и Огарев, что роман о западниках и славянофилах. Сюжетное решение простое: появляется героиня, прекрасная и любимая Маля, и просит только об одном: Ваня, пожалуйста, давай уедем в Италию. Там смех, вино, сыр.
Кстати, про сыр и хваленую метафоричность Степновой. Этим сыром иллюстрируется конфликт культурных основ, православия и протестантизма, уверенности и страха, жизни и смерти. Огарев смотрит на итальянские сыры пятилетней выдержки глазами русского, для которого бывает только творог, скисающий к вечеру, и пытается осознать, каково это – жить и делать даже не вечное искусство, это можно понять, а просто еду, которая будет готова только через несколько лет. Каково это – жить и твердо знать, что через пять лет ты все еще будешь жив-здоров и этот сыр отведаешь. Каково это вообще – столетие за столетием, поколение за поколением пребывать в покое и мире. Это трудно представить не только герою, но, кажется, и автору, и читателю. Весь текст Степновой такой, с параллелями, сравнениями, смысловыми переносами, с отсылками, реминисценциями, аллюзиями, планами и слоями, и наводнен, перенасыщен и изобилен цитатами мировой литературы. Красот временами столько, что не продраться, но простая читательская радость ловить полунамеки автора по три раза на странице гарантирована. И чем больше таких красот мелькает в книжной голове Огарева, тем роднее и ближе он читателю.
Маля в романе родилась в 1987 году, когда, кажется, вся Россия в голос болела чаадаевской тоской по мировой культуре и просилась в Италию. И даже поехала. Но, если по Степновой, по пути выяснила, что никакой Италии нам не будет. Что можно в последнем безумном усилии отложить художественные альбомы и посмотреть воочию на светотени великих мастеров и благословенную итальянскую землю в лучах заходящего солнца. А взять и заменить унылую московскую окраину на узкие улочки Италии – нет, нельзя. Что сама по себе Италия есть – она не морок, не призрак. И проблема не в ней, а в нас, точнее, в 100-процентном спирте, еще точнее, в его стопроцентности. Огарев, надо сказать, переезжает. И в финале даже чувствует себя счастливым. Но поверить в это невозможно. В 100-процентном спирте жизни нет. Как не бывает и его самого. И хочется уже ответа: чем таким разбавить тоску, чтобы чашу можно было допить, но нет, роман не дает ответа.