0
3278
Газета Проза, периодика Интернет-версия

11.09.2014 00:01:00

Лит – элит

Тэги: проза, москва, древняя греция


проза, москва, древняя греция Писатель Мария Голованивская. Фото Юрия Кувалдина

Мы 20 лет не виделись. Но я выхватил Марию Голованивскую, у которой была прижата к груди толстая книга, взглядом из московской толпы сразу у метро «Смоленская», той станции, что во дворе, потому что Мария светилась. Был жаркий летний день. Она была в белом, как героиня своего романа, героиня, перевоплощающаяся в десятки образов, женских и мужских, любых, хоть в кошку. Лицедейство как основа писательского мастерства Голованивской. Вся она дробится и играет в лучах вневременного солнца.

– Это вам, – сказала Голованивская, протягивая мне книгу (роман «Пангея», вышел в 2014 году).

– Увесистая! – воскликнул я, пронизывая книгу своим рентгеновским взглядом насквозь вдоль и поперек, и положил ее в портфель.

Мы шли, разговаривали, и одновременно на экране моего внутреннего видения открывались последовательно страницы этой завораживающей книги, в прародительницах которой прорисовывалась Библия. Отдельные рассказы связаны накрепко волей и мастерством автора в роман морским узлом. Почти каждый рассказ назван по имени персонажа: Майя, Кузя, Тамерлан, Нина, Клара, Михаил…

– Книга теперь как сувенир, как приложение к электронной версии, – сказал я, отрываясь от чтения «Пангеи». – Все перевернулось. Слово как божественная эманация. Виртуально, ирреально, трансцендентно, всеплемённо (всяк сущий в ней язык). Наречия объединяются в единый язык. Идет невероятное взаимопроникновения всемирной лексики. Но остались еще взращенные бумагой авторы, даже имени которых в Интернете сыскать невозможно, сидят на стопках бумажных своих книг, о которых знают только те, кому этот автор сумел всучить их в подарок. О продажах говорить не имеет смысла. Бумажные книги не покупаются. Я уж эту кухню оптовиков и книжных магазинов знаю с изнанки. Конечно, нужно сделать тут поправку, ибо я говорю только о серьезной художественной литературе, если хотите, элитарной. Забавно, но литературу такую читает элита. Лит – элит. Литература изначально была делом элитарным. Сказки о «читающем народе» канули в Лету. Я начинал со 100-тысячных тиражей, которые «Союзкнига» разбрасывала от Бреста до Курил, и сразу платила за весь тираж кругленькие суммы. А ныне – в Интернете книги летают бесплатно со свистом при одном клике из одного конца света в другой.

– Да, в прекрасное время мы живем, – сказала Голованивская. – В литературе остались только те, кому дорого Слово.

– Истинно сказано. Для меня литература – это сохранение души в полном ее объеме. И частокол проблем в конце 80-х годов рухнул. Я один делал то, что «в поте лица своего» исполняли десятки и сотни «советских» редакторов, корректоров, техредов, курьеров, вахтеров… 90% писавших в то время интересовали только гонорары и сопутствующие блага от литературы: квартиры, машины, дачи… Как только путь в типографию стал открыт, так вся эта «густопсовая сволочь», как говорил о них Мандельштам, провалилась в тартарары. А сейчас благодать – написал книгу, накопил деньги, отнес в типографию, никого не спрашивая, и напечатал ее в таком виде, как захотел, – сказал я.

– Вы помните, что мне сказали, когда готовились издавать мой первый роман?

– Не вполне. Я лишь помню ощущение счастья от мелодики вашего текста, от льющейся музыки букв, – сказал я.

– Вы мне сказали: «Расставьте абзацы, и я издам вашу книгу», – улыбнулась Голованивская.

– Да. У вас были слишком большие периоды без отбивок. У текста есть своя архитектоника, которую мало кто замечает, – сказал я.

– А как вы «Пангею» писали? На клавиатуре компьютера? – поинтересовался я, когда мы присели на низеньком заборчике, и закурил.

– Нет. Писала весь роман в тетрадках. Пять лет назад. А странички плана развешивала по всему кабинету, пока на стенах свободного места не осталось.

Я следил за ее творчеством с расстояния букв, как слежу за творчеством Платонова, Достоевского, Фолкнера и Пруста. Необязательно встречаться с телами писателей, достаточно полистать их книги, чтобы убедиться, что они живут рядом.

<…>

– Может быть, выпьем кофе? – предложила Голованивская. – Тут кафе за углом.

– Нет. Я сделаю ваш фотопортрет, – сказал я.

– Вы с фотоаппаратом?

– В портфеле.

Я 20 лет тому назад издал книгу Марии Голованивской «Двадцать писем Господу Богу». Хорошая рифма: 20 через 20. Во власти вымысла, который становится реальнее самой что ни на есть реальности, пребывает каждый самостоятельный в своей укрупненности писатель, вырастающий до создания собственной вселенной в мире метафизической классики. Что время мне? Оно пустой звоночек, как в школе на урок, протрепетав, исчез.

Жизнь. Закон. Движение. Первые слова в романе Голованивской: «Отец Андрей бежал по тропинке к реке». Последние слова романа на странице 746: «…любой другой линии пангейского горизонта». А между – любовь, страдания и страсти.

<…>

Пангея (с древнегреческого – «всеземля») – слово, в фундаменте которого, как и в каждом слове, – Бог, непроизносимый, запрещенный, создавший мир в безвидной тьме, свет бросив в таинстве любви. С годами я чувствую, как сила побеждает слабость, как хорошее одолевает плохое, как любовь берет верх над ненавистью, как из каждодневных строчек складывается вселенная моих произведений, моей души, моей метафизики.

Тут я вспомнил одно стихотворение Голованивской:

Я не знаю, какие подарки 

сулит мне движение дней,

Может быть, с верха, сияющего

пустотой, и видней,

Куда приведут линии, 

запекшиеся на руке:

К морю, что нет солоней, 

к озеру или к реке,

К протоке, к устью заросшему.

Воды ли стоячий хмель

голову затуманит. 

Или кормою в мель,

Как в подушку пуховую, 

лобным бельмом уткнусь,

Сбросив на глубине и балласт, 

и бесценный груз.

Мы пересекли многолюдный выставочный Арбат, вошли в Денежный переулок. Я знал хороший дворик в начале Сивцева Вражка. Туда мы и свернули под арку. Сразу слева был небольшой сводчатый ход, глубокий, с видом старенького домика в глубине. Голованивская остановилась. Я достал из портфеля фотоаппарат. Щелкнул.

«Закат увял, и его мгновенно сменил бутон нового рассвета».

«У него была мать Ева – грустная, томная, величественная, недоступная, холодная и всегда немного чужая».

«Мужчины предлагали ей свои судьбы».

Каково сказано Голованивской! Не что-нибудь предлагали, но судьбы!

<…>

Голованивская, посматривая на дымок моей сигареты, промолвила:

– Одна редакторша мне заявила: «Я буду переписывать ваш роман! Уж слишком Маркесом он отдает». Я ужаснулась. Как это так? Переписывать меня, подгоняя под ее вкус!

Я затянулся и, вглядываясь в черные глаза Марии, сказал:

– Редактор мною упразднен. Есть друг писатель, издающий другого писателя, умеющего с завидным мастерством и упоением ставить слова в нужное место, создающий свой единственный оригинальный мир.

Вот Константин проходит перед вами, вот Саломею прошлое гнетет, и Симеон расскажет вам стихами, зачем на Еву смотрит древний Лот.


Комментарии для элемента не найдены.

Читайте также


РУСАЛ сделал экологию своим стратегическим приоритетом

РУСАЛ сделал экологию своим стратегическим приоритетом

Владимир Полканов

Компания переводит производство на принципы зеленой экономики

0
1617
Заявление Президента РФ Владимира Путина 21 ноября, 2024. Текст и видео

Заявление Президента РФ Владимира Путина 21 ноября, 2024. Текст и видео

0
3544
Выдвиженцы Трампа оказались героями многочисленных скандалов

Выдвиженцы Трампа оказались героями многочисленных скандалов

Геннадий Петров

Избранный президент США продолжает шокировать страну кандидатурами в свою администрацию

0
2609
Московские памятники прошлого получают новую общественную жизнь

Московские памятники прошлого получают новую общественную жизнь

Татьяна Астафьева

Участники молодежного форума в столице обсуждают вопросы не только сохранения, но и развития объектов культурного наследия

0
2116

Другие новости