Выросла и постарела

Канадская писательница Элис Энн Манро (Лейдлоу) трижды становилась лауреатом самой престижной премии Канады – Премии генерал-губернатора. Она получала и ряд других премий, в 2009 году – Международную Букеровскую премию и в 2013 году стала первым канадским писателем – нобелевским лауреатом.

На русском языке проза Манро вышла книжкой впервые в этом году, прежде ее рассказы появлялись в «Иностранной литературе» (1996, 2006, 2010). Это «не роман, а сборник рассказов. Уже одно это разочаровывает. Сразу снижает ценность книги. Автор сборника рассказов выглядит человеком, которого не пускают в Большую литературу и он только околачивается у ворот» – в таком духе Манро шутит о своем месте в современной литературе словами героини рассказа «Вымысел». Изданный весной в «Азбуке» сборник «Слишком много счастья» – перевод предпоследнего, вышедшего в Нью-Йорке в 2009 году. Название отсылает к первой книге Манро «Танец счастливых теней» (1968). Осенью 2012-го в Торонто появилась 14-я книга автора «Дорогая жизнь», и 81-летняя Манро объявила о завершении карьеры.

Когда в прошлом году назвали нобелевского лауреата, Александр Ливергант в интервью Радио «Свобода» сказал, что «хоть и сравнивают с Чеховым, но это, конечно, сравнение смешное. Такой крепкий середняк. Она хороший стилист, крепкий психолог... У нее нет, насколько я знаю, ни одного романа, у нее нет путевых заметок, нет дневников. Она вот пишет всю жизнь такие вот небольшие повести, более или менее одинакового психологического рисунка». Странное и нашумевшее сравнение с Чеховым сделано, кажется, New York Times в 2001 году, очень короткое и не имевшее никаких обоснований – «наш Чехов» или «канадский Чехов», как-то так. Если вести сравнение от Чехова, оно, конечно, смешно. А если от самой Манро, то с кем бы ее еще сравнить американским критикам? Не с Брэдбери. Не с Борхесом. Не с Акутагавой. Были попытки сравнивать с О. Генри – за талант вызывать сочувствие к персонажам. И с Фолкнером – за то, что 40 лет Манро рассказывает об Онтарио, хотя оно ничем не напоминает йокнапатофский миф. Так что «наш Чехов» следует понимать, вероятно, как «хороший рассказчик», «мастер рассказа» и уже не возвращаться к этому сравнению всерьез.

Элис Манро. Слишком много счастья. – М.: Азбука-Аттикус, 352 с. – 2014. (Азбука Premium)

Долгую писательскую жизнь Манро посвятила историям о женщинах. Ее сборники назывались «Жизни девочек и женщин», «Путь любви», «Любовь хорошей женщины», «Ненависть, дружба, ухаживание, влюбленность, брак», «Любовь не теряется». Даже если повествование в рассказе ведется от лица мужчины, как в «Лице», речь все равно будет о женщинах. Это матери и бездетные, любимые жены и брошенные, старые вдовы и соседские девочки, скрипачки, учительницы и алкоголички. На первый взгляд с ними не происходит ничего особенного, разве что хорошо отрефлексированный развод или правильно стадирующая несчастная любовь.

В этом сборнике рассказы строятся на конфликте между мужским и женским миром. Сюжет может быть семейно-бытовым, или детективным, или трагическим, но линия конфликта сохранится. Вот для примера несколько фабул: после бытовой ссоры с женой Ллойд убивает троих детей и говорит: «Это ты во всем виновата»; Йон вдруг сообщает жене: «Нет больше никакого «мы с тобой», – и легко вытесняет ее не только из дома, но и из города (в этом городе становится трудно дышать), мистер Пёрвис просит свою гостью почитать Хаусманна или Теннисона голой и вслух; Алекс везет жену с детьми на пикник в скалы праздновать свой профессиональный триумф, и, пока они молча ссорятся из-за грудного вскармливания, их старший сын падает в расщелину; Кент уходит из дома и не общается с презираемой семьей, но после смерти отца требует своей части наследства; счастливый отец, увидев новорожденного первенца с родимым пятном на щеке, спрашивает: «Это что за кусок ливерной колбасы? Ты что, собралась нести это домой?»

Может быть, эта непреодолимая прозрачная стена между мужским и женским миром, которую мужчины у Манро не замечают, а женщины из рассказа в рассказ учатся отодвигать, освобождая себе уголки жизненного пространства, позволила Ливерганту назвать произведения Манро повестями «немного с феминистическим уклоном».

Манро знакома и война внутри женского мира: битва за внимание умирающего от лейкемии и почти закадрового мистера Крозье разворачивается в «Бывают такие женщины». Конфликт встречается и между мирами «свой–чужой», «такой, как я – другой», как в «Лице» или «Детской игре». Подробно и убедительно рассказана история фобического страха школьницы Марлин перед соседкой-ровесницей, отстающей в развитии Верной: «Я ненавидела ее так, как другие ненавидят змей, гусениц, мышей или мокриц. Без всякой разумной причины».

Проза эта не столько психологическая, сколько терапевтическая. Манро исключает себя из рассказа, избегает назиданий, не дает моральных оценок и никогда не позволяет их своим героиням. «Слишком много счастья» – не страшилка, не исповедь, не поучение, а только разговор, разве что непривычно честный и непривычно спокойный, с простым выводом в конце: «Ну случилось и случилось, и неважно, как именно. Все уже кажется обычным делом, бывает». Или даже еще короче: «Я выросла, потом постарела».