Директор G, директор L, директор N

Густонаселенный полифонический роман Ксении Букши «Завод «Свобода» основан на фактическом материале, что звучит применительно к этому тексту несколько парадоксально, поскольку вместо непосредственных фактов, прямой речи реальных людей, перемежаемой канцелярским комментарием от автора и проч., вниманию читателей представлено многоуровневое, разностилевое повествование, едва ли отсылающее к реальным событиям. Во всяком случае, эта самая реальность сильно преломлена и крепко связана с тем или иным персонажем книги.

Каждая последующая глава написана по-разному, замкнута в себе и на первый взгляд кажется отдельным рассказом, герметично повествующим о чем-то обособленном от прочего текста. Иные главы построены весьма радикально, изобилуют языковыми играми, всегда обусловленными описываемой ситуацией или же речевыми особенностями говорящего персонажа. Взять, скажем, 27-ю главу «Финтенсификация», рассказанную полузаумным языком: «…Другим предстурителем стансвязи с легкостью шизатребления ляллективом зуляда успешно решается постурленгыя и установок…». Или 32-ю – «Директор L. Интермедия», – написанную потоком сознания, без прописных букв и точек: «…я делаю, делаю, а всё как в колодец, всё как в болото, мы предложили, а они виснут у нас на хвосте, они нам больше не нужны, у меня только один, больше никому, через семь недель первого марта я должен покинуть, вывели, под видом сокращения…». Так, при разнообразии стилей, голосов и их владельцев, интонаций и художественных средств выстраивается своеобразный хор, единение разноплановых повествований.

Порой нам даже показывают их лица. Иллюстрация из книги.

Однако это все-таки роман: здесь и общий сюжет, и переходящие со страницы на страницу персонажи, и общая, хоть и не однородная, мелодика. Кроме того, у Букши присутствует досконально прописанный главный герой, вокруг и внутри которого происходит действие книги, и это сам ленинградский оборонный завод с примечательным названием «Свобода». Букша практически оживляет это одновременно обычное и необычное место через жизнеописания его обитателей. Кроме того, здесь крайне важна интерпретация названия завода – кто и что свободно внутри него и свободен ли сам завод, например, от времени, которое переменяет эпохи и постепенно низводит некогда великие цели до весьма примитивных.

«Принципиальная новизна повествования Букши (художественная прежде всего) в том, что эпохи эти изображаются художником, не затронутым идеологий «советского» или «антисоветского», мы имеем дело со взглядом человека, полностью сформировавшегося в постсоветское время и полагающегося соответственно на свою художественную интуицию», – пишет о «Заводе…» Сергей Костырко, и, надо сказать, это очень точное наблюдение. Действительно, освоенные автором сведения о заводе и его обитателях, структура так называемого производственного романа, равно как и самый широкий спектр повествовательных приемов, – все используется как строительный материал. Букша не воспроизводит и не подражает наблюдаемому, но создает нечто исключительно свое, интуитивно нащупывая сквозь речь героев ту, когда-то настоящую, но постепенно исчезающую из поля зрения, жизнь.

Игровому, экспериментальному тексту «Завода…» соответствуют не менее экспериментальные авторские иллюстрации – монохромная графика, внутри которой сквозь абстрактную композицию проглядывают едва узнаваемые предметы и люди. Но рисунки тоже наделены разной интонацией. Таким образом, где-то чувствуется некая кафкианская пустота, фантомность смотрящих на читателя фигур. Достаточно взглянуть на обложку издания. Где-то мы видим множество персонажей, помещенных в некое не очерченное пространство без предметов мебели (указывающих на его закрытость) или же каких-то городских элементов (указывающих на открытость). Их фигуры изображены нервно и небрежно – будто автор попросту расписывал ручку и, сам того не заметив, нарисовал толпу, движущуюся из ниоткуда в никуда; порой нам даже показывают их лица, которые, надо сказать, совсем не похожи друг на друга. Все это – на сером каменно-металлическом фоне, ассоциирующемся с атмосферой завода, его каменно-металлическими предметами, асфальтовыми дорогами, ведущими к нему.

Обитатели «Свободы» не имеют имен, вместо них – латинские буквы. Был директор G, первый управлявший заводом, потом другие директора – N, NN, L и т.д. Но они безымянны вовсе не потому, что обезличены, лишены способности дифференцироваться, как у Замятина, просто внутри завода они – его шестеренки, детали огромной машины. Постепенно организм машины износится, все вокруг ветшает, и вслед за временем меняется завод, вслед за заводом – его обитатели. Но что дальше, неизвестно. Потому книга Букши и обрывается на полуслове.