Рафаэль Соколовский
В советские времена Министерство обороны принялось ежегодно устраивать зимой сборы офицеров запаса. Каждое воскресенье мы посвящали боевой и политической подготовке. Занятия у нас вел подполковник Барабан. Он поклялся вбить в наши штатские головы всю программу, которая была утверждена свыше для повышения боеспособности страны. «Не знаешь – научим, не хочешь – заставим», – повторял верный служака, созерцая наши равнодушные физиономии на своих лекциях. Нам эта обязаловка – слушать одно и то же – так обрыдла, что мы попросту отключались или играли в морской бой или в города.
Подполковник Барабан никому не доверял, в том числе и докладу старосты, и перед началом лекций сам устраивал перекличку. Отвечать надо было коротко и по уставу: «Я». Никаких вольностей вроде «здесь» или «есть» не допускалось. Подполковник дошел до фамилии Пржвазинского, пошевелил губами и растеряно огляделся. Он смог лишь выговорить: «Прр…» Никто на это лошадиное фырканье не откликнулся. Он снова повторил: «Прр…» – следующий слог он выговорить не мог. В ответ кто-то крикнул с места: «Тпру!» Раздались смешки. «Отставить смех! – приказал лектор. – Тут какая-то фамилия лошадиная».
Тогда подполковник Барабан изменил тактику, сделал вид, будто бы он не разобрал фамилию и, как бы проглотив начало ее, произнес: «…вазинский есть?» Молчание. «Ты чего не откликаешься?» – ткнул локтем в бок Пржвазинского. «Я не «Прр»… и не какой-то «…вазинский», – ответствовал гордый шляхтич. – Пока он не научится правильно произносить мою фамилию, я и ухом не поведу». (Пока пан Пржвазинский выпендривался перед подполковником Барабаном, на Ставропольщине мужал будущий президент страны, который не выговаривал правильно название республики Азербайджан, и ничего – «азербаджанцы» терпеливо сносили этот дефект речи.)
На следующий день история повторилась: ни на «Прр…», ни на «…вазинского» никто не отозвался. «Поставим знак минуса, – объявил подполковник Барабан. – А Прр… и еще вазинский пройдет переподготовку в одной из воинских частей и проведет там три месяца, если не хочет заниматься по субботам и воскресеньям».
Через пару дней Пржвазинского подозвал майор военкомата, наш куратор, и высказал претензии насчет прогулов. «Ни одного занятия подполковника Барабана я не пропустил, – ответствовал Пржвазинский, – вот мои конспекты». Мы дружно подтвердили слова нашего товарища. «Тогда я ничего не понимаю, – удивился майор. – Подполковник Барабан просто придирается. Я поговорю с ним». «Поговорите, – равнодушно бросил Пржвазинский, – не то я напишу на него рапорт».
После этого разговора подполковник Барабан бросил свои попытки произнести фамилию Пржвазинского. Он ее попросту пропускал, но на всякий случай ставил крестик против этого «поручика Киже». Пржвазинский не перестал посещать занятия подполковника Барабана, а устраивался где-нибудь в задних рядах, затыкал уши ватой и читал детектив.
– Бубнит так, что мешает мне сосредоточиться. Кроме того, отвлекает тем, что неправильно ставит в словах ударения. Я теряю нить интриги, – жаловался Пржвазинский.
Наступило время экзаменов. «Ну, а теперь Барабан на тебе отоспится!» – предрекали Пржвазинскому. «Пусть сначала правильно произнесет мою фамилию, и только тогда я выйду отвечать», – парировал Пржвазинский. Подполковник Барабан вызывал офицеров запаса в алфавитном порядке, задавал вопросы и ставил оценку. Когда же он дошел до фамилии Пржвазинского, то на секунду задумался... и вызвал следующего очередника на букву П. Мы ломали голову: какой подвох придумал в отместку Пржвазинскому подполковник Барабан?
И вот староста зачитал отметки: Пржвазинский – четверка.
– «Как это так – четверка? – возмутился Пржвазинский. – Я, может, знаю на пятерку. Псякрев! Ни разу не спросив, поставить какое-то четыре! Да я его вызову на дуэль!
– Пуля отлетит от его медного лба! – возразили мы ему.
– Ладно, пусть живет этот… Бам-барам-барам, – махнул рукой гордый шляхтич и сказал: – Знаете анекдот про прапора? Ему приказали заглушить танк. «А-а-а!» – заорал прапор. Если я когда-нибудь встречу подполковника Барабана в темном пустынном уголке, он перекричит у меня этого прапора!
Свое обещание пан Пржвазинский сопроводил выразительным словом, которое мне неудобно повторить.
