Венок Брюсову: Валерий Брюсов в поэзии его современников – М.: Водолей, 2013. – 240 с.
Мемуары – субъективная вещь. В них автор задним числом переигрывает свою жизнь в выгодном для себя в глазах потенциальных читателей свете. Сочиняя мемуары, можно заодно свести счеты с врагами или просто неприятными знакомыми. Почти как в фильме «Великолепный», где герой Жан-Поля Бельмондо выводит себя и свое окружение в написанных им романах.
Поэтому любые воспоминания лучше сравнивать с историей непосредственных отношений мемуариста и его героев, выявляя отличия от последующих впечатлений.
Так, например, стихотворные посвящения позволяют реконструировать истинные чувства и оценки между поэтами. Поэтому настоящий сборник, составленный биографом Брюсова, историком и коллекционером Василием Молодяковым (Москва–Токио), опровергает мифы многих мемуаристов, поспешивших по тем или иным причинам дистанцироваться от Валерия Брюсова. Все-таки 132 стихотворения 82 авторов, представленных в книге (в послесловии Молодяков пишет, что поэтическая брюсовиана насчитывает 192 текста, принадлежащих 100 поэтам), вряд ли может быть объяснена только конъюнктурой. Тем более что наряду с поэтами второго ряда да и просто поклонниками-дилетантами Валерию Яковлевичу посвящали стихи такие мэтры, как Иннокентий Анненский и Константин Бальмонт, Александр Блок и Сергей Есенин, Вячеслав Иванов и Михаил Кузмин, Борис Пастернак и Федор Сологуб, Марина Цветаева и Георгий Шенгели…
И не только поэты. Композитор Александр Скрябин в своем послании-сонете извинялся: «А ты, о жрец, меня не осуди/ И не почти, поэт, за дерзновенье/ Неискушенных рук прикосновенье/ К струнам неведомым: в моей груди/ Желанье властное мной смеет править/ На языке родном тебя восславить».
Почему же в итоге многие писатели дистанцировались от былого кумира? В Советском Союзе, несмотря на сотрудничество с коммунистами, Брюсов оставался символистом, то есть представителем «реакционного», «упаднического» направления в литературе. Для эмигрантов все было наоборот: не реакционер, а красный. Поэтому, касаясь русского зарубежья, хотелось бы обратить внимание на политику двойных стандартов: Блоку «простили» поэму «Двенадцать», а Брюсову его работу в Наркомпросе и стихи в честь новой власти не забывали. Как следствие, в талантливом мемуарном цикле «Живые лица» Зинаида Гиппиус довольно критично оценивает Брюсова. Вот только стихи в адрес Валерия Яковлевича ее выдают. Здесь и дружеская ирония по отношению к имиджу «мага и учителя», который использовал Брюсов, здесь – что гораздо важнее – солидаризация с ним. Не зря одно из стихотворений Зинаиды Николаевны озаглавлено «Сообщники».
Сборник затрагивает еще один не менее интересный аспект: отношение к символисту Брюсову со стороны альтернативных поэтических школ и направлений. В данном случае хотелось бы обратить внимание на стихотворение Георгия Адамовича «Ничего не забываю...». Адамович не только принадлежал к течению акмеизма, представители которого утверждали, что символизм отошел в прошлое, но и создал в эмиграции «парижскую ноту», в значительной степени ориентирующуюся на заветы акмеизма. Поэтому неожиданно было услышать от Георгия Викторовича признание, что стихотворение «Творчество» («Тень несозданных созданий...») Брюсова – это «пропускной пароль», на который он написал перифразу (или «отзыв»?): «И как прежде, с прежней силой, / В той же звонкой тишине/ Возникает призрак милый/ На эмалевой стене».
Не менее интересно и то, что сам Валерий Яковлевич в воспоминаниях старался быть объективен. В частности, очень высоко оценивал поэта и философа Владимира Соловьева, в свое время едко высмеявшего его ранние поэтические опыты в «пародиях на русских символистов», в том числе и столь полюбившееся Адамовичу «Творчество». Он не обижался на них, видя во Владимире Сергеевиче «случайного врага и ценимого поэта и мыслителя». Такое вот исключение, подтверждающее правило.