Брэм Стокер. Леди в саване: роман. Пер. с англ. Н. Падалко, вступ. статья М. Одесского и Т. Михайловой.
– М.: Энигма, 2012. – 528 с. – (Коллекция Гримуар)
Дракула: Антология. Пер. с англ. С. Беловой, Е. Большелаповой, В. Двининой и др.
– СПб.: Азбука-Аттикус, 2012. – 640 с.
В наши дни вампир становится все более популярной фигурой массовой культуры. Вампиромания – явление международное, и хотя большинство продукции такого рода производится в странах английского языка (прежде всего в США), мы усердно догоняем Запад в интересе к вампирской тематике. Книг о вампирах в нашей стране издается все больше (за последние полгода, пожалуй, ни один список сигнальных экземпляров не обходится без книги о кровососущих), рейтинги фильмов о вампирах растут. А виноват во всем английский писатель Брэм Стокер, запустивший уж более века назад в массовое сознание образ валахского графа по прозвищу Дракула.
Вот примеры «вампирской» литературы последнего времени. Выход объемистого, свыше 30 авторских листов, переводного сборника «Дракула: антология» приурочен как раз к столетию выхода культового романа Брэма Стокера «Дракула». По словам составителя сборника, приступая к работе, он задался вопросом: мог бы король вампиров адаптироваться к жизни ХХI века? Авторы большинства повестей и рассказов отвечают на этот вопрос утвердительно. Успешная адаптация Дракулы к новой для него социальной и технической реальности в ХХI веке зависит от разных причин. Так, в рассказе Брайана Муни «Вымирающие виды» – от того, что самому знаменитому вампиру удалось познакомиться с теми, кто входит в своего рода тайный орден бессмертных вампиров, живущих в разных странах. Во Франции это кардинал Ришелье, в Италии Родриго и Чезаре Борджиа, в России – Борис Годунов… Крис Морган в рассказе «Душа в оболочке Windows’98» предлагает свой вариант адаптации, изображая электронного вампира, питающегося информацией. Это существо – наследник повелителя Валахии – мстит человечеству, рассылая по Сети безжалостный, как и его создатель, вирус…
В большинстве произведений сборника сам Дракула и другие вампиры, в том числе женского пола, используют людей, по словам героя одного из рассказов, в качестве «дойной коровы». Или, используя формулировку Виктора Пелевина из романа «Empire V», как «звено в пищевой цепи».
В некоторых случаях Дракула терпит поражение – но лишь потому, что в XXI веке люди стали, подобно герою рассказа Брайана Стэблфорда «Контроль качества», более жестокими, подлыми и хитрыми, чем король вампиров.
Немного в сборнике произведений, подобных рассказу Пола Уилсона «Господни труды», в котором люди пытаются сопротивляться режиму вампиров, установившемуся в недалеком будущем. Гораздо чаще авторы пишут о том, как Дракула успешно приспосабливается к новым историческим условиям, демонстрируя этим свою убежденность в том, что зло непобедимо и вечно.
В книге приведен и, как утверждает составитель, не издававшийся ранее текст Брэма Стокера. Но это, скорее, ход для привлечения к антологии внимания более требовательной публики. Той, которой адресована, кстати, еще одна книга, вышедшая недавно.
В отличие от сборника «Дракула», рассчитанного на массового читателя, книга Брэма Стокера «Леди в саване» обращена к читателю куда более искушенному, к такому, кто ищет в литературе не голую развлекательность, а осмысленность и культурологическую глубину. «Леди в саване» – второй «вампирский» роман известного английского писателя – чтение изысканное. Это смесь романов социального, готического, научно-фантастического, эзотерического, приключенческого, любовного. Вампирический элемент, хотя и играет определенную роль в сюжете, все же второстепенен, ибо главная героиня, поначалу предстающая в пугающем образе девушки-вампира, оказывается человеком – принцессой из придуманного Стокером балканского государства Синегория.
|
Вампирский киноканон начался с Носферату, ведь само это имя
было придумано только для того, чтобы не платить авторских
Брэму Стокеру.
Кадр из к/ф «Носферату. Симфония ужаса», 1922. |
Издание вдумчиво и любовно подготовлено, сопровождается обширным научным аппаратом: это статьи отечественных филологов Михаила Одесского «Возвращение Вампира, или Тайна гробницы в Синегории» и Татьяны Михайловой «Абрахам Стокер: лаборатория вампиризма», предваряющие текст, а также завершающие его статьи зарубежных культурологов Лоис Дроумер, Хюн Джун Ли и Раджу Флореску. Эти материалы помогут читателю найти мостик от известного практически всем «Дракулы» к публикуемой, по утверждению издателей, впервые на русском языке, «Леди в саване».
Так в чем же притягательность книг о вампирах? Бесспорно, зло всегда манит, потребность в страшном таится в человеческой душе – по выражению Вирджинии Вулф, «человек получает наслаждение, испытывая страх перед неведомым». И в «популяризации» вампирской темы кино, как никакой другой вид искусства, сыграло исключительную роль. Именно благодаря кино, воплотившему инфернальное зло во впечатляющие визуальные образы, Дракула стал одним из самых популярных мифов массовой культуры.
Популярность вампира во многом связана с тем, что восприятие его двойственно. Он отталкивает и притягивает. Он отвратителен и желанен. Вампир выступает как квинтэссенция представлений о злодее: он бессмертен, обладает почти неограниченным могуществом, аморален, загадочен. Вампир – воплощение тайных желаний и мужчин, и женщин.
Не раз исследователи отмечали, что в современных книгах о вампирах, а главное, в снятых по ним фильмам вампиры выглядят не чудовищами, а, напротив, привлекательными существами во многом благодаря воплощенной в вампирах идее вечной молодости. Они более не отвратительны, но по-своему гламурны, ведь это так современно: быть красивым, сексуальным, свободным и бессмертным…
По словам Дины Хапаевой, одной из самых вдумчивых отечественных исследовательниц проблемы, вампиры вовсе не являются «аллегориями человеческих добродетелей и пороков, как животные в баснях Эзопа–Лафонтена или говорящие зверюшки народных сказок. <…> Их единственная функция состоит в том, чтобы отрицать значение человека как достойного предмета искусства и эстетического идеала. И именно это – отрицание человеческой природы и ее значимости, выражение глубокого разочарования в человеке и его способностях – стяжает симпатии и публики, и писателей, и режиссеров». Живой мертвец становится, по выражению Хапаевой, «воспитателем юношества» в первую очередь благодаря тому, что он воплощает культ смерти.
А какова, спросит пристрастный читатель, позиция автора этих строк: он против вампирской литературы или нет? Ответ прост: автор статьи не против вампиров в качестве героев художественной литературы. Пускай они существуют, но на своем участке, в своем сегменте современной культуры. А не устраивает меня та историко-культурная ситуация, когда вампир становится властителем дум современной молодежи. И еще больше не устраивает меня то положение в современной отечественной литературе, когда в ней нет героев. Но не таких, с кого «делать жизнь» (хотя, как знать, оно было бы и неплохо), а таких, которые помогли бы задуматься о времени и о себе. Такого, как, кстати сказать, в хрестоматийном, но по-прежнему крайне актуальном романе Лермонтова. По словам Белинского, автору «Героя нашего времени» удалось показать в своем персонаже «противоречие между глубокостию натуры и жалкостию действий». У героев же современной литературы нет подобных противоречий: натуры их мелки, как десертные блюдца, а действия жалки. Впрочем, как сказала бы Шахрезада, это тема для отдельного разговора.