Гении места

– М.: Аграф, 2013. – 592 с.

Когда-то генерал Шарль де Голль вспоминал о днях освобождения Франции: «С каждым шагом, который я делаю, ступая по самым прославленным местам мира, мне кажется, что слава прошлого как бы присоединяется к славе сегодняшнего дня». И действительно, понятие древних, именуемое гением места (genius loci), никто не отменял. Атмосфера исторической площади, улицы или города определяет поведение их жителей.

Поэтому неудивительно, что второй том дневников поэтессы Русского зарубежья Ирины Кнорринг (1906–1943), описывающий ее жизнь в Париже, полон насыщенных культурных реминисценций.

Дочь известного общественного деятеля Николая Кнорринга («Папы-Коли»), она вместе с родителями эвакуировалась в ноябре 1920 года из Крыма вместе с армией генерала Врангеля. Вначале она жила вместе с родителями в Бизерте (Тунис), где начала писать стихи, а в 1925 году перебралась в Париж, училась на русском историко-филологическом отделении Сорбонны (Франко-русский институт).

Во втором томе, охватывающем период с 1926 по 1940 год (последние три года жизни больная диабетом поэтесса не вела записей), наблюдается отход от «военной» темы. В Бизерте гражданские беженцы и военнослужащие тесно взаимодействовали в силу отсутствия разветвленной культурной инфраструктуры. Поэтому на страницах первого тома довольно часто мелькают имена как известных генералов (Врангеля, Слащева или Шкуро), так и простых офицеров (лейтенанта Брискорна, капитана 2 ранга Берга). В Париже круг общения Кнорринг изменился. Здесь лекции и экзамены в Сорбонне, где ее преподавателями были знаменитый правовед и социолог Георгий (Жорж) Гурвич, философ Борис Вышеславцев, историк и общественный деятель Павел Милюков. Здесь и литературная жизнь, связанная в первую очередь с супругом – поэтом и литератором Юрием Софиевым («единственный рельефный и ясный образ»), знакомства с Георгием Адамовичем и Антонином Ладинским, Зинаидой Гиппиус и Дмитрием Мережковским. По собственному признанию, на докладах последнего «никогда в жизни так не хотелось спать». В Наполи Кнорринг познакомилась с критиком Марком Слонимом («очень скромный, даже краснеющий от комплиментов»). Сначала в «Оазисе» пили с ним водку, а затем пошли к общей знакомой Елене Унбегаун пить ром. В ряде случаев общение принимало не столько питейные, сколько анекдотические формы. Придя с супругом в гости к Владиславу Ходасевичу, не проронила ни слова. Естественно, не обходилось и без конфликтов. Так, например, поэт Борис Поплавский воспринимался мемуаристкой кратко и емко: «сволочь».

Впрочем, круг общения не ограничивался литературной тусовкой. Кнорринг ходила на вечера философа Николая Бердяева.

Интересен и взгляд Кнорринг на международные события, которыми она искренне интересовалась. Вот запись от 17 сентября 1939 года: «Воскресенье. Русские войска вошли в Польшу. Россия с Германией». Естественно, возникает моральный вопрос об отношении к Советскому Союзу в контексте новой войны. «Пораженчиство или оборончество? Для меня этот вопрос решен: пораженчество». Казалось бы, ничего особенного – большая часть эмиграции поддерживала нацистов. Но, оговаривается Ирина Кнорринг, она сохраняет «ненависть к гитлеризму».

Париж... Гений места... На этот раз русский. Хотя чем «русский» Париж хуже «французского»? Благо место то же.