Желанное ранение родиной

– М.: Союз российских писателей, 2011. – 256 с.

– Алматы: Казыгурт бапасы, 2012. – 304 с.

– М.: Центрполиграф, 2013. – 255 с.

Эта тройка сошлась на мое столе не сразу (см. годы выхода). Сборник, увы, ныне покойного Андрея Косёнкина передали его однокашницы. На презентацию книги Асель Омар попал почти случайно – и совершенно закономерно. Роман Марии Ряховской (подробнее см. в статье Льва Аннинского на стр. 4 этого номера) помню еще повестью, читал и другие ее вещи о народах и странах в «Дружбе народов» – узнал, что она стала лауреатом литературной Премии имени Виктора Астафьева, порадовался, разыскал книгу… Есть у меня немало и других изданий других выпускников всем нам родного Литературного института им. Горького. Хорошее чтение… Но сейчас хочу написать об этих трех, о том едином, в них прорастающем, вырастающем и выросшем – сквозь это прямолинейное, публицистическое: «Посредине СССР». На Тверском бульваре.

Не знаю, кто из работавших над сборником Андрея Косёнкина решил назвать его так. Да, есть в нем одноименный рассказ 1987 года, тонкий, сегодня звенящий неким провидением. Возможно, Андрей, по первому образованию и опыту театральный актер, согласился бы сыграть «по Брехту» – плакатно, публицистически. Ведь и Асель Омар (в студенчестве Асель Сыдыкова), помимо рассказов, включила в книгу свои статьи – она еще и кандидат философских наук. «Нуминозные существа природы в мифологии тенгрианства» – как вам темочка?! Что ж, ей негде было печатать итоги своих высоколобых штудий, как не рядом со своей живописной прозой? Прочитав (Асель и в статейном тексте сохраняет ясность изложения), понимаешь, – это лишь повороты познания мира. Кому-то не хватает науки – уходит в поэзию. Асель Омар в статьях дает, по сути, автокомментарий к своей прозе. Как там у Введенского, «кругом, возможно, Бог». Если в прозе Омар Бог ощущается дуновениями стиля, поворотами повествовательного угла зрения, то в ее статьях все определенно, и эта самая нуминозность не что иное, как Божественная сила, управляющая судьбой человека и мира. Да, с точки зрения Комиссии по борьбе с лженаукой, созданной Виталием Гинзбургом, это не наука. Но познающей силе литературы и не нужна наука, играющая, по гениальному слову Юрия Кузнецова, «улыбкой познанья» на «счастливом лице дурака».

В постсоветское время у нас в стране потерпели полное фиаско гуманитарные науки, занимающиеся проблемами человека и общества. И только литература с развивающейся силой продолжает описывать изменяющиеся состояния человеческой души, выталкиваемой из родного дома на семь ветров. Проза всех троих бьется в координатах, обозначенных столь же настойчиво, сколь и миражных по сути, устанавливая реальность, отделяя ее от мифа.

Между театральностью, открытой публицистичностью и бытом, метафизика которого передается с завораживающей осязательностью, вырастают образы вечно очищающей стихии Детства у Андрея Косёнкина. Из разбегающихся от закипающих чувств строчек дневника старшеклассницы в смогах мегаполиса, в дымах вечных деревенско-дачных пожаров упорно воздвигается неотменимо фундаментальная идея Дома у Марии Ряховской. Из вечно цветущего наперекор пустыне азиатского рая Гулистана устремляются по направлению к железным дорогам, цивилизации, сохраняющие верность Этносу герои Асель Омар. Недаром знаком ее творческой зрелости стал уже ранний рассказ «Черный снег декабря» – о декабрьских событиях в Алма-Ате 1986 года, поразивший многих особой зоркостью автора, умением взлететь над плоскостью. Площади, пустыни, теории.

Но нет в этих книгах ретроспективной идилличности. Трагический опыт нашей страны в ХХ веке, бывшей и пока что остающейся империей (в бродском, мудром понимании этого слова), государственно так и не пережитый, до разрыва аорты художественно переживается здесь писателями, возраставшими в стенах института, созданного как инкубатор отнюдь не для птиц вольного творческого полета – для стервятников большевистской идеологии. Но как живые силы в конце концов превратили Литературный институт в едва ли не самый свободный вуз брежневского СССР, так сегодня его выпускники делом не дают исказиться одухотворенному лику нашей литературы, прежде всего русской, но совсем не только русской. Все-таки что ни говори, а учение в Литинституте ставило не только руку, не только организовывало голову (нельзя пять лет бесследно ходить рядом с памятником, на котором строки: «чувства добрые я лирой пробуждал…»).

В Литературном институте, как теперь с радостью все отчетливее вижу, каждому показывали некую планку, некий уровень, ниже которого в нашей изящной словесности опускаться просто неприлично. Разумеется, кто-то, чтобы не опускаться, из литературы ушел. Но те, кто остался, в абсолютном своем большинстве, где бы они ни работали – в «интеллектуалке», в маслите, в маргинальных жанрах и формах, – художественно всегда по меньшей мере добротны, читаемы. Для них литература – всегда именно литература, а не проект, которых тоже на сегодняшнем как бы литературном пространстве пруд пруди.

«…мне было четырнадцать лет. Я вошла в острую фазу своего вечного богоискательства, а также поисков романтического героя», – пишет Мария Ряховская, в авторских целях своего романа, возможно, не предполагая, что так обозначает и общее исходное состояние любого пишущего человека.

Не только потому, что «Мне четырнадцать лет. ВХУТЕМАС еще школа ваянья…» Хотя, конечно, настоящему писателю желательно быть даже младше четырнадцати лет, и во всех трех книгах проза еще литература, а не что-то иное.

Каждый писатель, если он писатель, не может не установить свои отношения с Богом (кто подзабыл: Литинститут был единственным вузом в СССР, где не читали знаменитый курс «научного атеизма»). Каждый писатель ищет своего романтического героя, ибо именно романтическая философия устанавливает реальное соотношение мира дольнего, в котором мы живем, работаем и который описываем, с миром горним, миром Идеала, который эти описания так или иначе пронизывает, как солнечный напор пробивает густую крону летних деревьев. Даже если это порой лучи Люцифера.

Они трое нашли своего романтического героя. Это СССР, Россия, Казахстан, Москва, полустанки, среднеазиатские и среднерусские, косёнкинский ПГТ при ГОХКе, деревня Жердяи, селение Бектас… Отечество (Родина). Выбор такой, что хватает на целую жизнь, даже если ей выпадет быть долгой.