Разврат интеллигента

И каждой еще заплати...

Ловис Коринт. Откинувшаяся обнаженная. 1899. Выставочный зал, Бремен

Виктория и без каблуков была высокой, ломкой, плоской в тесной кожаной курточке. Но стоило ей раздеться – и возникала сильная, казавшаяся большой, спокойной, самодовлеющей грудь. Без этой груди, соглашался Безносов, никакой теплоты к Виктории у него бы не было. Но и без ее твердых, сиротских глаз эта теплота не сохранилась бы. И без ее низкого, трудного голоса, преувеличений, ждущего молчания, растерянности теплота не тлела бы.

Виктория отказывалась, чтобы он ее провожал после встречи, как будто знала, что никого из предыдущих девиц с сайта знакомств он не рвался провожать. Он фантазировал, что Викторию ожидают внизу у подъезда – сутенер, муж, подруга, кто-то из подельников. Но он стал понимать, что в действительности ей бывает попросту приятно идти к остановке одной с деньгами и смешливым недоумением.

Безносов считал, что похоть легитимна в молодости, что молодость без похоти сомнительна, что сквозь пальцы можно смотреть на похоть дядек лишь самых бесхитростных, стариков-хулиганов и баб-торгашек. Интеллигенция себе позволить похоть не может. Похотливый интеллигент не внушает доверия, похоть разынтеллигенчивает интеллигента, ибо интеллигент – это культура, а похоть – натура. Интеллигент должен ежеминутно помнить, что похоть – это дурно, незрело, несерьезно, некультурно, не к лицу и не по летам. Причем, замечал Безносов, следы похотливого состояния не так отвратительны в интеллигентной женщине, как в интеллигентном мужчине. Безносов иногда встречал свою бывшую жену и, зная ее, понимал, что ее теперешняя несчастливая, ложная, кислая усталость вызвана тем, что бывшая жена живет без мужика. И бывшая жена смотрела на Безносова с разоблачительной усмешкой, зная, что ее бывший муж выглядит теперь не столько скучающим профессором, сколько таинственным развратником.

Год Безносов жил с неутоленной похотью. Ему казалось, что это было время не только рационального одиночества, взвешенной аскезы, прерывистой умиротворенности, культурных программ, угрюмого чтения, научного словотворчества, платонических прогулок, гигиены, физических упражнений, неохотного воцерковления, но и время загадочных снов, ностальгической дремоты, бормотания, оторопи, непонятных отсветов, неизвестных звуков, странных шорохов, озарений, видений, тока в висках. В середине отпуска, отоспавшись, истомившись от летнего зноя, свободы, порнографии, Безносов разместил анкету на сайте знакомств. Он сидел в онлайне как завороженный. Первые его сообщения были галантными и витиеватыми. Успехом у молодых девиц они не пользовались. Возрастные тетки на сайте знакомств Безносовым игнорировались. Ему хватало в ЖЖ возрастных блогерш. Наконец он научился писать лапидарно, предметно о том, что его интересует гостевой брак, регулярные встречи, включающие интимную близость. Многие девушки откликались, спрашивали, будет ли им за это материальная поддержка, он отвечал, что будет, они уточняли, какая именно в денежном эквиваленте, называли свою цену. Секс за деньги предполагал ясность и взаимность, взаимную выгоду. Безносов думал, что из этой сугубо функциональной взаимности может родиться сердечная привязанность. Он знал, что такое случается и в глобалистскую эпоху, когда из коммерческого проекта вдруг вырастает нечто щемящее, благообразное. При этом он понимал, что даже при возникновении душевной приязни изначально оговоренную плату за плотскую близость сводить на нет непродуктивно. Приязнь будет уязвленной – обесцененной, близость – нечестной.

Первая с сайта оказалась мимикричной. На фотографиях у нее были круглые, яркие щечки с острым, юным носиком. В скайпе лицо ее погрузнело. Выручал невинный, настороженный фальцет. Приехала в гости рыжая первокурсница без шеи, с запахом пота и печеным загривком. Секс и для него, и для нее был ненасытным, но безысходным. Безносов не понял и не спросил, была ли она девственницей или нет. После секса она пила кофе на кухне и рассказывала, что ее распорядок дня летом диктует телепрограмма, что между сериалами она час болтает с подружками по мобильнику, а час гуляет с собакой. Надо отдать ей должное, она больше не звонила Безносову, хотя перед уходом поцеловала его по-свойски, без неловкости, и оглянулась с благодарностью.

Со второй он встречался дважды бесплатно и между свиданиями много по-товарищески переписывался. Она была тощей, некрасивой, двадцатиоднолетней, то ли беззубой, то ли с крохотными зубами. Она писала ему, что он прекрасный мужчина. От нее доверительно пахло – ничем, воздухом, загородными сумерками. Она безответно звонила, назидательно напирала на смайлики. Последним ее возгласом на сайте было: «Ну что ж, дорогой, до свиданья!» Она привыкла к неудачам, освоилась с ними. Безносов понимал, что когда-нибудь надо будет перед ней извиниться.

Третья была модель, бывшая, периодическая, как она уточнила. Она была длинновата для вкуса Безносова, он даже пошутил, что в анкете она поскромничала про свой «дивный рост». «А ты любишь высоких?» – спросила она. «Да, высоких», – сказал Безносов. «Многие пугаются, – ответила она. – Такая шпала приедет». Бока ее приобретали полноту. Но лицо ее было таким скуластым и таким отрешенным, что Безносов только и делал, что целовал это лицо с мягкими, прилежными губами. Безносова раздосадовало, что модель приняла душ лишь после секса, а до секса она лишь помыла руки, с аппетитом съела суши, сказала, что, как всегда, торопится, и повалилась на диван. Глаза ее говорили, что она продешевила, деньги за встречу с Безносовым ей показались маленькими. Она попросила вызвать и оплатить ей такси. Попросила, чтобы он сопроводил ее до машины. Через неделю она сбросила ему эсэмэску: «Секс нужен?» Безносов промолчал.