Максим Замшев
Виктор Ерофеев. Акимуды.
– М.: РИПОЛ-классик, 2012. – 496 с.
Роман Виктора Ерофеева «Акимуды» не та книга, что станет сенсацией. В нем нет и толики желания уловить некую читательскую волну, заигрывание с аудиторией и попытки показать читателю тропки для понимания замысла. Наоборот, роман сложен и многоречив, но не в традициях премиальной литературы, без словесного начетничества и стилистического жеманства, а потому что сложна сама жизнь, сложны все без исключения людские судьбы.
Предполагаю, что это произведение поклонники Ерофеева ждали с некоторой боязнью. Слухи о том, что писатель последние четыре года посвятил работе над крупной формой, витали не только в близком окружении, но просачивались и в просвещенные читательские круги. Звучит то ли как беззлобная брань, то ли как некое кодовое слово. И то и другое, кстати, справедливо, но, естественно, этими двумя смыслами текст не исчерпывается. Пересказывать содержание такого большого произведения – довольно унылое занятие, тем более когда сам сюжет то захватывает читателя, то вдруг прячется под смысловыми толщами, обретая статус подтекста и отдавая художественное первенство абстрактно-трагическим размышлениям о сути бытия, мира, любви. Скажу лишь, что в основе фабулы восстание мертвецов. Да, именно так. Самое настоящее. Волей авторского замысла Акимуды – это страна мертвых, существующая среди нормальных, живых стран и имеющая в России свое посольство. Оно – своеобразный штаб по организации мятежа мертвецов, который осуществляется во всем своем кровавом революционном бесчинстве. От этой сюжетной парадигмы и отталкивается вся конструкция романа.
Композиционно произведение построено, с одной стороны, кларистично, с другой – сложно. Напряжение в нем не накапливается постепенно, оно с первых страниц высоко и заставляет следить за всем происходящим крайне пристально. Это связано с архитектурой романа. Если применить геометрическое сравнение, то текст конструируется автором из неких мировоззренческих кубиков, созданных из разного материала. На них нанесены совершенно непохожие и взаимно не подходящие рисунки. Сначала Виктор Ерофеев разложил их за условным рабочим столом и долго и медитативно в них вглядывался, пока во взгляде не смешались все формы и тона, и в этом угасающем мареве он увидел свою раннюю и позднюю жизнь, жизнь близких и дальних, жизнь друзей и антагонистов. Так в основание еще неведомой текстовой башни ложился первый фрагмент, потом второй, затем они менялись местами, дальше в ход шли новые комбинации, и так до последнего слова. Особенность «Акимуд» в том, что итоговая эмоциональная картина достигается за счет сочетания дисгармоничных компонентов, и чем этих взаимоисключающих составляющих больше, тем интереснее чтение.
 Ерофеев бросил Москву в объятия смерти. Ханс Бальдунг. Смерть и дева. 1517. Публичное художественное собрание, Базель. |
Виктор Ерофеев – писатель, в основе творческого метода которого лежит полное неприятие любых условностей. Для него не существует литературных табу. У него зима может за день перейти в лето, а герой или героиня поведенчески размножиться и в новых ипостасях совершить противоположные их сути поступки. Его противостояние канону происходит вовсе не из-за авангардистского посыла сбросить как можно больше всего с парохода современности, а из твердого желания создать свои правила, и даже если их никто не примет, вдоволь поиграть по ним самому. В «Акимудах» нарушены почти все великие романные завещания: нет традиционной завязки, развития и финала, нет внутренних монологов героев, некоторые персонажи без вести пропадают на страницах, а потом на огромном текстовом расстоянии вдруг мелькнут как будто без всякого умысла и сюжетной роли. Более того, иногда складывается ощущение, что не все концы увязаны и не все швы прошиты в нужных местах. И в то же самое время при прочтении не закрадывается и тени сомнения, что написать сейчас большой роман можно только так, говоря с читателем свободно, исподволь меняя его представление о том, что правильно, а что нет. Знающие, как правильно, обыкновенно становятся тиранами (от домашних до цивилизационных), сомневающиеся или стирают себя в пыль, или начинают эксперименты с художественным словом.
Отдельно хотелось бы отметить язык произведения. Он так точен, что иногда не позволяет говорить о стиле. Ведь стиль – это нечто, организующее слова извне, а Ерофеев живет внутри своих слов.
«Акимуды» – роман живой, дышащий, пульсирующий. Уверен, о нем будет много противоречивых мнений. Кто-то станет позиционировать его как роман-пародию, кто-то назовет книгой ужасов, я же считаю, что эта книга о возможности любви. Любви, в которой есть все, и она больше жизни и смерти.
