Спасибо партии за это

Написал, да и дело с концом, считал Влодов.
Фото из архива Людмилы Осокиной

Учусь у себя

6 декабря 2012 года исполняется 80 лет со дня рождения легендарного поэта-диссидента Юрия Влодова (1932–2009), автора всем известных строк: «Прошла зима. Настало лето. Спасибо партии за это!» Массовый читатель знает его только по этим строчкам, но истинное творчество поэта так и не дошло до него. Так же как и не получило до сих пор должного официального признания имя автора.

Юрий Влодов родился в 1932 году, поэтому по возрасту его можно было бы причислить к поколению прославленных поэтов-шестидесятников. Чисто теоретически, конечно, можно было бы. Но практически в поэтическую обойму поэтов-шестидесятников он не попал. Так же как не попал он в другие официальные и неофициальные группы и образования. Даже в «официальном» андеграунде места для него не нашлось. В современном литературном процессе Влодов был одинок, так как никакой «колхоз», даже творческий, он не выносил. Но если куда его все-таки и причислять, то, конечно же, к андеграунду, но только к самым глубоким, катакомбным его слоям.

Я не знаю, кто учил его писать, кто был его наставником, кто водил его неумелой ученической рукой. Вряд ли когда-либо отыщется такой человек. Во всяком случае, мне ничего о нем не известно. Поэтому, наверное, его и вовсе не существовало. Влодов всему научился сам.

Конечно, он общался в годы молодости с маститыми, с мэтрами, с Сельвинским, например, с Чуковским, с Пастернаком, но наставниками их никак не считал. Он был дерзким и даже писателям такого уровня не разрешал делать себе замечания. Он читал им свои стихи, но, перед тем как прочесть, говорил: «Я вам прочту свое, но вы мне ничего не говорите, так как меня ваше мнение не интересует!» Маститые, изумленные такой дерзостью, покорно слушали, не решаясь что-либо потом сказать. А Влодов отслеживал их реакцию на свои стихи по лицам. Мэтры всем своим нутром чуяли, что это не просто молодой поэт, а человек, в свои годы познавший всю сложность жизни, и через какое-то время оставляли свой менторский тон и величавую спесь, припасенные для молодых, и общались с Влодовым уже на равных. Поэтому никаких поэтических учителей из живых у него не было, да и быть не могло. Впоследствии, уже в довольно солидном возрасте, он говорил, отвечая на вопрос, у кого он учится: «Я учусь у себя, по своим лучшим вещам».

Ну а в плане поэтических пристрастий или интереса к творчеству каких-либо поэтов прошлого можно сказать только лишь то, что в детские годы он любил Пушкина, Лермонтова, в годы юности Блока, Есенина. Но не Маяковского. Его он приводил как пример такой яркой антипоэзии. Из современных ему поэтов старшего возраста уважал Арсения Тарковского, Давида Самойлова. Из своих сверстников он не отказывал в поэтическом даре лишь Рубцову, Вознесенскому и Ахмадулиной. Ценил Чуковского как большого детского поэта, считал его гением, между прочим. А так в целом никого больше. Если только, как он говорил, «отдельные вещи отдельных людей». Порой ему могло понравиться чье-либо стихотворение либо строфа, строчка даже, он мог это запомнить и цитировать потом.

Учеников и подражателей у него было множество, тут была совсем иная картина. Число поклонников его творчества стремилось к бесконечности. Его признавали и ценили практически все пишущие, которые вокруг него тогда крутились. И не пишущие, но читающие, тем более. Особенно привлекали в те годы его стихи о Боге, стихи на библейско-евангельскую тематику. Они были настолько новы, необычны, мощны, что у него появилось очень много подражателей на этой почве. Этих эпигонов так и назвали тогда «влодовцами». Но, конечно, ничего нового они сказать после Влодова не могли. Им не по зубам была такая тематика, такая проблематика, такая философия. И их голос глох на фоне мощных влодовских стихов, превращаясь в слабый писк. Но все равно избавиться от желания подражать Влодову они не могли, так и прозябали в его творческой тени.

Совет Чуковского

Как-то, общаясь с Корнеем Чуковским, Влодов все-таки спросил у него, какого тот мнения о его стихах, на каком они уровне для него. Чуковский раздраженно ответил: «Ну, вы же сами знаете, на каком: на уровне Ахматовой, Цветаевой, Пастернака. Но вам всем очень много еще чего не хватает!» – «Чего же?» – заинтересовался Влодов. «Темы, – ответил Чуковский. – Своей темы». И пояснил: «Все вы пишете ни о чем, точнее, о чем попало, что в голову взбредет, а у большого поэта должна быть, помимо всего прочего, своя, главная тема, которую он должен вести всю жизнь и на которую, как на стержень, должен нанизывать какие-то сюжеты, прорабатывать с ее помощью какую-либо важную, животрепещущую мировую идею».

После разговора с Чуковским Влодов задумался. И решил последовать его совету: найти себе ту главную тему, в которой он будет работать всю оставшуюся жизнь. И он ее нашел. Это оказалась библейско-евангельская тема, которой никто тогда еще, в те годы, почти не занимался. Ни у кого тогда такой темы не было, может, и существовали какие-то отдельные стихи, но вот чтобы целая книга под названием «Люди и боги», такого не было ни у кого. Но кроме этой главной, божественной темы в творчестве Влодова были темы и другие. Это стихи военной тематики, собранные в книгу «Летопись», и стихи на историческую тематику, собранные в книгу «Портреты».

Зачем Юрий Влодов, будучи поэтом-диссидентом, далеким от официозных тем, начал писать стихи о войне? Ведь эта тема была уделом поэтов-фронтовиков. Зачем Влодов залез на чужое поле, в чуждый для него творческий огород? Что тут можно сказать? Во-первых, это дело рук самого Влодова: захотел и залез. И никто ему этого запретить не мог, потому что он имел право как независимая творческая личность сделать это. Сам он обычно мотивировал это тем, что его подвинуло на написание стихов о войне его военное детство, он был в годы войны ребенком, пережил с матерью оккупацию в Харькове, эвакуацию в Сибирь, всего такого насмотрелся и натерпелся. Поэтому не только знал, что там происходило, на этой войне, но имел моральное право об этом писать. Именно война «распяла его детство» и пагубным образом сказалась на его дальнейшей судьбе. Вторую причину я вижу в том, что ему, как слишком затравленной, заподполенной фигуре, хотелось, наверное, уже чего-то противоположного, советского, официозного, чтобы можно было отдохнуть душой от противостояния властям. Оно ведь тоже утомляет. Еще один немаловажный аспект, это то, что такие стихи можно было время от времени все-таки публиковать, если предоставлялась хоть какая-то возможность, а не только складывать в стол, точнее, в карман (да, не в стол, а именно в карман, поскольку и стола-то у Влодова не было, чтобы было куда класть написанное). И очень жаль, что эти его стихи в силу их малоизвестности так и не попали ни в какие антологии, сборники, так и не вышли к массовому читателю, не заняли подобающего им места.

Писал он, конечно, и стихи о России, стихи о творчестве, о судьбе и миссии поэта, иронические, юмористические стихи и всякого рода полушутки. Почему они менее видны? Потому что Влодов не складывал их в отдельные книги, как уже вышеупомянутые, они либо отчасти распределены по другим книгам, либо вообще никак не классифицировались и лежали просто в одной большой общей куче рукописей. И он не знал, видно, как их собрать, обработать и определить, поскольку издать какую-либо книгу у него не было возможности, а просто так их раскладывать для него видно не имело смысла. Да и не любил он такие дела, по разбору и классификации своего творчества: написал, да и дело с концом. А дальше он считал, что и без него как-нибудь разберутся.

Люди и боги

В советские годы Влодов печатался редко, но иногда печатался. Правда, не в литературных, а в каких-либо отраслевых либо в региональных изданиях. Но для рецензирования и упоминания в прессе имя его было запрещено. После перестройки ситуация изменилась мало. Но все-таки подборки с его стихами стали появляться в некоторых изданиях, в литературных альманахах и сборниках. Еще при жизни о нем сняты фильмы: «Я Вам пишу, Ваше величество…» (1992), «А гений – сущий Дьявол!..» (1995). После смерти в Перми был сделан еще один кинофильм «Юность. Пермский десант».

Основная, еще при жизни Влодова изданная книга – это «На семи холмах». Она – это единственное на сегодняшний день приличное издание стихов Влодова. Это книга объемом 224 страницы, в твердой обложке, в большом формате, тиражом 3 тыс. экземпляров. Мне удалось в этой книге опубликовать практически все его военные стихи, почти всю историческую книгу, также я собрала по рукописям в тематические разделы часть пейзажной лирики, цикл стихов о творчестве, цикл стихов о России, философскую лирику. Не удалось только оставить раздел из его главной книги «Люди и боги». Поскольку книга проходила сквозь цензуру, то этот раздел запретили. Мне, правда, удалось часть стихов, не особо острых, из этого раздела раскидать по другим разделам. Но не более того.

Вторая книга – «Крест», изданная в 1996 году тиражом 500 экземпляров и объемом 20 страниц, тоже вряд ли является полноценной книгой с юридической точки зрения, но с точки зрения творческой значимости ее роль очень значительна, так как именно в ней собраны 33 стихотворения плюс еще 33 эпиграфа из книги «Люди и боги». Можно еще назвать маленькую книжку «Люди и боги», которую я сделала в серии «Библиотечка поэзии» Московского союза литераторов, сама ее и выпускала. В ней 20 страниц, и тиражом она сделана совсем мизерным. Еще я делала маленькую книжку в серии «Библиотечка поэзии» Союза писателей Москвы, которую я тоже сама издавала для членов СП Москвы. Книжка эта получилась без названия, просто по имени: «Юрий Влодов», стихов там также немного.

Сейчас, к 80-летию поэта, в издательстве «Время» удалось все же издать его основную книгу «Люди и боги», правда, пока еще только ее малый вариант. Там примерно 86 стихотворений, так как для большой книги большая часть стихов еще не выведена из рукописей.

Устарело и нелепо

В годы молодости он увлекался модернизмом, в частности использовал ассонансы, но потом решил от всякого модерна в своих стихах отказаться. Как он всем объяснял, что со временем он понял, что будущее за вечной, классической формой с небольшими поправками на время. Все эти модернистские эксперименты, авангардная поэзия не более чем эксперименты и таковыми по большей части и останутся. Они устареют гораздо быстрее, чем даже то, что написано в прошлом веке. Поэтому если поэт хочет всерьез работать в литературе и внести в итоге в нее какой-то вклад, он должен не заниматься словесным ребячеством, которое вполне позволительно в юности, а со временем перевести свои поэтические эксперименты в область более высокую, в область идей, образов, мысли. Вот в тех категориях и нужно творить что-то новое, необычное.

В принципе он оказался прав. И все эти сверхмодные в свое время поэты-шестидесятники, а также следующие после них поэты-авангардисты различного толка уже по прошествии всего лишь нескольких десятилетий смотрятся устарело и нелепо, а Влодов со своими классическими стихами из книги «Люди и боги» выглядит также современно, как и в годы оны. Устарели как раз его модернистские стихи.