Слава Сергеев
Матей Вишнек. Синдром паники в городе огней.
– М.: Ad Marginem, 2012. – 304 с.
Румынский эмигрант времен конца эпохи Чаушеску попадает в Париж. Пытается как-то устроиться. Как-то устраивается, и дальше начинается нечто очень странное...
В конце 1990-х годов была такая книжка с очень неполиткорректным названием – «Китайцам и собакам вход воспрещен». Ее написал Франсуа Жибо – сын крупного парижского буржуа, известный адвокат, защищавший в свое время императора-людоеда Бокассу, алжирских террористов, Ильича Санчеса и других «симпатичных» людей ХХ века – вроде бы не эмигрант с европейской окраины, а коренной парижанин, эстет и буржуа, но написано похоже. Из предисловия: «Тут все перепуталось, смешалось в едином потоке горьких и беспорядочных признаний, продиктованных стремлением к освобождению и обретению покоя. Эту книгу можно не читать вовсе, начав, можно в любой момент бросить».
С похожим настроением сделан и роман Вишнека – его горькие, беспорядочные, полные романтики признания можно читать с любого места. По одной генеалогической линии «Синдром паники...» восходит к французскому «новому роману», к Роб-Грийе и Натали Саррот (у них же черпал вдохновение и Жибо), а с другой, главной – конечно же, к Генри Миллеру, Хемингуэю, Фицджеральду, Гертруде Стайн и другим парижским американцам середины ХХ века. Но интересна даже не генеалогия, интересен художественный прием. Книга Вишнека – собрание небольших историй, с некоторой долей условности объединенных общими героями и, главное, общим настроением и темой. Тему эту можно обозначить как «тоску по Парижу», причем тоску экзистенциальную – предмет вожделения недостижим, такого города больше нет – это миф о Париже, созданный в 20–30-е годы ХХ века в основном упомянутыми выше американцами; но не только, много раньше – миф о культурной столице мира, о городе, будто сошедшем с полотен художников «Парижской школы», их последователей и наследников. О «Синдроме паники...» может дать представление, вы удивитесь, фильм Вуди Аллена «Полночь в Париже»; он, в общем, про то же, только книга сильнее, изящнее и тщательнее сделана.
Что касается героев, то они обычны для «парижского романа» ХХ, а теперь и начала ХХI века – это издатель, разыскивающий очередного гения; продавщица книжного магазина, иногда читающая книги из своего ассортимента, а иногда она может заняться любовью с постоянным покупателем; собака, любящая газеты; одинокий парижанин, в доме которого заводится что-то вроде домового; неприкаянный автор; другие писатели-эмигранты, полузабытый лауреат престижной премии; проститутки и дочери русских князей на эпизодических ролях… В результате получается что-то вроде калейдоскопа, литературной круговой панорамы, мерцающей при каждом повороте сюжета и следующей главы.
 Париж – это праздник, которого нет ни с кем. Константин Коровин, Париж, 1907. |
Но вот что странно. Копирайт оригинала помечен 2011 годом, однако в книге нет и намека на современную атмосферу Парижа, атмосферу огромной «кастрюли», где варится весь мир – нет ни одного «цветного» персонажа, не говоря о героях, ни одного араба, пакистанца, африканца и т.д; только аборигены и разновозрастные беженцы из Восточной Европы. Каждый слышит, чем он дышит, и Вишнеку, безусловно, ближе история чехословацкой беженки 1968 года, прожившей в Париже 40 лет, чем страдания гипотетической жительницы Сомали или бывшей гражданки Бирмы. Но не «Пражская весна» (слава богу) является на сегодняшний день камертоном парижской мелодии… Впрочем, кто сказал, что роман о Париже (Берлине, Лондоне, Москве, etc.) должен быть непременно остро современен?
Одним же из немногих недостатков книги представляется финал, где персонаж-рассказчик снимает маску и становится автором. Кажется, это стремительное уничтожение дистанции – ошибка, хотя безусловно добавляет в книгу нервозности, заявленной в заголовке, но при этом лишает ее легкости и необязательности, столь блистательно присутствовавшей на предыдущих 250 страницах. А уж желчные филиппики в адрес бывших коллег по румынскому Союзу писателей – зачем, боже ты мой? Стоит ли спустя 15 лет, в Париже, будучи известным писателем и драматургом, желчно вспоминать об этом? Во имя Господа, милостивого и милосердного, покровителя всех беглецов и политэмигрантов, если у него есть планы поселить всех нас в городе Париже (а почему бы и нет?), да избавит он нас от подобной участи.
