Классициум: фантастическая антология нефантастической классики/ Сост. Глеб Гусаков, Игорь Минаков.
– М.: Снежный ком, 2012, – 496 с.
По Гегелю – история всегда повторяется дважды: первый раз в виде трагедии, во второй – в виде фарса. Так и тут. Все, что содержится в сборнике, может заставить улыбнуться человека, хорошо знающего литературу. И в этой улыбке будет теплота узнавания. Так через много лет, встречая некогда близкого человека, умиляется искренне любивший. Да, естественно, человек изменился, не мог не измениться, но остались частности (взгляд, жесты), и выясняется – любил именно за них.
Если коротко сказать: 18 современных авторов – кланяются мастерам прошлого. Они делают это 19 раз. И разговор во многих случаях получился на равных. Или почти. Если подробнее: фантасты постарались представить, как и что написали бы почитаемые ими классики, если бы уже в ХХ веке ракеты землян высадились на всех планетах Солнечной системы.
Начнем с джекпота. Центральным и самым главным произведением в этом сборнике можно назвать рассказ «Марсианка Ло-Лита», «приписанный» Набокову. Это безусловный лидер. Некоторое время издатели держали в тайне фамилии реальных авторов «Классициума». Теперь уже тайна раскрыта. Автор этого рассказа – Антон Первушин. И это стало неожиданностью. Многим казалось, что Антон, автор научно-фантастических текстов, больше уделяет внимания содержанию, а не форме. Тут все иначе. Ему удалось понять суть стиля Набокова и передать его. Это литературный подвиг.
В сборнике есть и второй текст «под Набокова» – «Жемчужные врата». Всамделишный автор его – Ирина Скидневская. Ухвачена суть писателя: темы, некие философские составляющее – то, как Набоков мыслил, видел мир. Этот эксперимент в целом тоже удался.
А теперь о содержании и форме. Автор никому ничего не должен, но когда он находит правильную пропорцию между содержанием и формой, то это победа. В рассказе за подписью «Хемингуэй» – «И ракета взлетит!» – сочетание идеально, так будто писал сам Хем. За это поклон Владимиру Данихнову.
В сборнике есть три стихотворных эксперимента: «Маяковский» – поэма «Нулевой»; «Гумилев» – «Стихи»; «Бродский» – «Представление».
За Маяковского писал Иван Наумов, фантаст, поэт, выпускник Высших литературных курсов, создатель целого корпуса текстов. А за Гумилева и Бродского писал некто Олди. Знаете такого? Да, Дмитрий Громов и Олег Ладыженский. Маяковский – попадание почти на пять. Гумилев и Бродский – пятерка с плюсом! Я объясню почему. Наумов шел твердо за формой «буревестника революции», и все получилось. Бесспорно. Ладыженский, соблюдая форму, внес свое. Эксперимент экспериментом, а автор – он же прежде всего художник.
Современная литература должна быть динамичной. Еще «наше все» говорил, что в успешной прозе много глаголов и мало прилагательных. В этом разрезе хочется отметить текст «Александр Грин. Зябкое сердце». Начинаешь читать и не можешь оторваться. Текст не только динамичный, но и атмосферный. Увы, это редкое сочетание. Пять с плюсом. Написал «Зябкое сердце» Дмитрий Володихин. И тоже раскрылся с необычной стороны.
Некой противоположностью «Зябкому сердцу» является текст Марии Гинзбург «Эрих Мария Ремарк. Смерть взаймы». Проблема современной фантастики – многословие. Оно понятно, ведь краткость – сестра таланта, но мачеха гонорара. Трудно писать емко и энергично, когда платят за каждый килобайт текста. Но и тут писательская манера поймана.
И снова о приятном. «Откуда есть пошли стратозябли», как бы Гиляровского, а на самом деле Андрея Щербака-Жукова. Да, бесспорно, похоже по стилю на дядю Гиляя, за одним исключением – написано не чернушно, а остроумно. А персонажи – нынешние столичные деятели литературы и журналистики. События рассказа происходят в тихом хорошо знакомом москвичам спальном районе. Уютный, добрый и юморной текст.
В общем-то, у всех рассказов сборника есть признаки постмодернизма, такая общая концепция, – но один абсолютнее всех, постмодернистее постмодернистского. Проверял на наличие интертекста, игру с деталями и т.д. – все анализы положительны… Так вот – это «Максим Горький. Колокол ничтожных». Автор – Николай Калиниченко.
По всей видимости, особенно сложно было писать текст за Шукшина. Сама суть творчества Василия Макаровича не потерпела бы фальши. Его рассказы реалистичны и наполнены деталями, которых не выдумаешь. Все могло бы выглядеть чудовищно и смешно. Но, читая рассказ-эксперимент «Василий Шукшин. Жил такой парень», невольно проникаешься уважением к человеку посмевшему, а именно – к Дмитрию Федотову. Явно душа и жизненный опыт писателей созвучны. Иначе бы не получилось. Игра Федотова идет в унисон Шукшину. Только и остается сказать: «Браво!»
Постмодернисты говорят о смерти автора, о том, что из интертекстов можно создать любое новое. До бесконечности. Сборник «Классициум» и доказал, и опроверг это. Все-таки гениальные тексты – это хорошо, но и о человеке, о художнике, глупо забывать. Это то, что называется «индивидуальность».
P.S. Если я кого-то не отметил, это не значит, что мне не понравилось, но газетная площадь диктует свои условия, и пришлось рассказать только о самых лучших. С моей точки зрения.