Юрий Петкевич. С птицей на голове. Повести, рассказы/ Предисл. Ю.Арабова.
– М.: Астрель, 2012. – 476 с.
Вошедшие в сборник рассказы «На волоске», «Одному в пустыне», «Куда ты спешишь?», повесть «Ветер» проиллюстрированы заставкой – рисунком автора, художника Юрия Петкевича, работающего в наивно-драматической манере Шагала. Обложка – как раз полотно «С птицей на голове», на задней крышке переплета – автопортрет. Содержание текстов и биографической повести «Возвращение на родину» демонстрирует довольно цельный комплекс эстетических пристрастий, родственных искусству начала XX века.
В аннотации сказано, что, «по мнению многих», Петкевич – ученик и последователь Андрея Платонова. Схожести языковых конструкций не заметить действительно невозможно. Однако не один Платонов сочетал условно наивный стиль с поиском сокровенного человека. Рассказ Петкевича «Шоколадка» как пример помимо характерной для автора неортодоксальности православных мотивов удовлетворяет обоим условиям: «После церкви дети еще сильнее стали бояться и запели про себя, как бы стыдясь своей слабости, и, вошедши в дом, подошли к кровати, на которой лежал под одеялом старик». А вот вам такая цитата: «Здесь жили без всякого напряжения воли, без всяких усилий, без борьбы. Если приходили болезни, они не искали причины их и не удаляли этих причин, а подчинялись болезни как необходимости, уклоняться от которой даже не совсем и хорошо». Это, по авторскому названию, «этюд» 1916 года «Русская душа» Пантелеймона Романова, не такого уж юмориста-сатирика, как принято считать. У Петкевича тоже частенько проявляется странный, почти недоступный юмор. Химка из семейной хроники «Возвращение на родину» «медовые пряники пекла только для себя и целыми днями ела их, а детей своих многочисленных не глядела и нисколько не расстраивалась оттого, что большая половина их поумирала во младенчестве».
Город Градов отразился у Петкевича в поселок Гробово, в рассказе «Чай в бумажном стаканчике» дело происходит в городе Куксинске… Тема смерти и гроба присутствует во всех текстах да еще и в графике. Рассказ «Река Подудань» (ага, Платонов): «Отец подошел к Никите и заметил его расстройство. – Ты что тоскуешь: невеста умерла? – спросил отец. – Нет, подруга ее, – ответил он. – Подруга? – сказал отец. – Да чума с ней!.. Дай я тебе борта в гробу поровняю, у тебя некрасиво вышло, точности не видать!..» Герой – молодой человек, юноша, мальчик, в рассказах чувствуется автобиографичность – всегда находится рядом со смертью или смерть рядом с ним. В отличие от любви, которая внутри, смерть овеществлена бесконечными гробами, лишь однажды убитого похоронили в двустворчатом шкафу. Но, когда речь заходит о серьезных вещах, стиль меняется. Говоря о матери, герой словно отрешается от иллюзий: «Всю жизнь нам нечего было сказать друг другу, теперь я узнал – у нее все то же на душе, что и у меня, – может, у всех людей одно и то же, а мы не хотим признаться». Эту устрашающе-честную простоту тоже по большому счету можно считать признаком прошлого века.
Птицы после смерти. Мастер натюрморта из Хартфорда. Натюрморт с птицами. Перед 1607. Галерея Боргезе, Рим. |
Петкевич, хотя и закончил Высшие режиссерские курсы, более известен как художник и писатель. Вот и Юрий Арабов начал свое короткое предисловие к этой книге с живописи, пишет, что Петкевича «ангел поцеловал». И если неврозы автора реализуются в том, что герой словно млеет от невзгод, то рефлексия любви – в текстах, почти равных живописи. «К вечеру на западе облака истончились, солнце так и не пробилось сквозь них, но на крышах будто солому постелили. Случайный луч попал на березу во дворе, – отчетливее на ней затрепетали листочки, и по стенам в комнате побежал теплый ветерок» – рассказ «На радоницу». (У Петкевича именно радоница, с маленькой буквы и через «о».)
Такое использование средств языка, словно оттенков и объемов, – явление по нынешним временам довольно редкое. Это счастливое вековое опоздание словно позволяет нам оглянуться, оценить качество искусства повседневности, характерного для самого начала прошлого века, когда книжная и журнальная графика и текст сливались в единое целое. Оценить в сравнении с обожаемым нами сейчас повседневным искусством.