Борис Зайцев. Афины и Афон. Очерки, письма, афонский дневник.
– СПб.: Росток, 2011. – 320 с.
«Я прочел дивный очерк об Афоне Бориса Зайцева, приезжавшего туда из Франции в 1927 году. Очерк художественный и возвышенный, мягкий и нежный». Это строки Валентина Распутина, который слова нашел очень точные. Действительно, возвышенный и нежный – трудно подобрать лучшие определения к творчеству одного из самых замечательных лириков в русской прозе, получившего признание еще в России эпохи Серебряного века и закончившего долгий девяностолетний жизненный путь в Париже в 1971 году.
Чистый, тихий, светлый – эти слова о себе Борис Константинович читал в десятках, если не сотнях рецензий на свои книги и очерки. Глубоко православный человек, он снова и снова на своих страницах возвращался к приметам старой России, звону колоколов, встречам с монахами на бескрайних просторах любимой страны, которую больше уже не довелось увидеть. Великолепный знаток мировой культуры, Борис Константинович всегда приходил к объединяющему началу, которое только и могло держать на плаву. Для него это была вера.
Именно поэтому такое впечатление на писателя произвела поездка на Афон в 1927 году, воплотившаяся в неоднократно переизданную книгу с одноименным названием. «В своем грешном сердце уношу частицу света афонского, несу ее благоговейно, и, что бы ни случилось со мной в жизни, мне не забыть этого странствия и поклонения, как, верю, не погаснуть в ветрах мира самой искре», – писал мастер.
Зарисовки жизни афонских монастырей, служб, старинных книг и икон, старцев, сам какой-то светлый и прозрачный воздух, которым словно дышала каждая строка книги – все это сделало «Афон» одним из самых известных произведений русского зарубежья. Однако, как оказалось, уже известные издания этой замечательной книги были подобны айсбергу, значительная часть которого осталась под водой.
Дело в том, что сначала Борис Константинович слал из прокаленной Эллады очерки о своих впечатлениях, которые появлялись на страницах русских парижских газет. Сначала – в «Последних новостях», потом – в «Возрождении». В книгу вошло далеко не все. Параллельно во время пребывания в Греции писатель вел записную книжку, куда торопился занести свежие впечатления, которые только-только успевал вдохнуть.
Все вышеперечисленное, включая письма родным, отправленные писателем с Эгейского побережья в Париж, собрал по разным периодическим изданиям и архивам доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Пушкинского Дома Алексей Любомудров. Результатом чего и стало появление составленной им большой книги Бориса Зайцева «Афины и Афон. Очерки, письма, афонский дневник».
Причем здесь не просто яркие, точные зарисовки прозаика, которого многие собратья по изгнанию ставили рядом с Буниным. Как известно, любое подлинное произведение всегда глубже первоначально поставленной задачи автора.
«Поднялась поздняя луна. Кипарис св. Афанасия казался черным гигантом, тень его, как исполинского святого, перечеркивала белый в синем двор. В полумгле колокольни кресты. Кое-где крыши блестели в свете, звезды цеплялись за кипарисы, узоры башен казались из восточной феерии, по-шахерезадински журчал водоем. Все – и Византия, и Восток – в этой пряно-душистой ночи».
Перед нами – очень глубокие размышления о сути христианства и его связи с эллинистическим и византийским наследием. Причем написанные легкой, ясной, прозрачной прозой. И, конечно, читатели совершат незабываемое путешествие по Святой Горе, по монастырям, пещерам, скитам, по этой планете, посещение которой помогло стольким людям преодолеть душевные невзгоды.
«Ученого, философского или богословского в моем писании нет. Я был на Афоне православным человеком и русским художником», – писал Борис Зайцев. И это со всем своим удивительным талантом отразил в афонских записях.