Сергей Есин. Валентина.
– М.: АКАДЕМИКА, 2011. – 674 с.
Первая часть книги Сергея Есина «Ее дни» – попытка реконструкции биографии жены писателя. Задача сама по себе весьма непростая, автору приходится удаляться и приближаться к предмету, рассказывая о юности, послевоенном быте, приходится пояснять читателю, что это не мемуары. В результате вышла совместная с женой автобиография, подчеркивающая практически невыносимую нераздельность двух самостоятельных личностей на фоне все более обострявшейся неизлечимой болезни Валентины Сергеевны Ивановой.
Она называла мужа только по фамилии: «Есин сказал; Есина дома нет… Есин, почисть картошку». Неизбежный в таком повествовании быт, казалось бы, незначительные его эпизоды, такие как перетяжка дивана, становятся драгоценными. Диван выносили во двор, приглашали опытного мастера – «имена, адреса, а иногда и телефоны таких мастеров хранились так же тщательно, как имена портних-надомниц», – предварительно «достав» ткань, кованые гвоздики и гвоздики с декоративной шляпкой, которые не выпускались с довоенных времен, и четвертинку для угощения обойщика. В таких описаниях – даже при в общем трагических обстоятельствах – Сергей Есин достигает привычных вершин образности и стиля: «Браки в те времена совершались не на небесах, а на диванах. Наверное, именно поэтому Валя так стремилась сменить этого молчаливого предателя». Сергей Есин вспоминает и о технологии творчества жены, опытного киноведа, кинокритика и писателя. В одной из поездок по недалеким городам Валентина предложила заехать в Вязники, что не доезжая Горького, ныне Твери, где Ростоцкий снимал фильм по повести Бориса Можаева «Жизнь Федора Кузькина». Съемки остановили, режиссер в непринужденной обстановке общался с известной киножурналисткой.
Семейную жизнь автора нельзя назвать безоблачной, и Сергей Есин пишет об этом вполне по отношению к себе беспощадно, не скрываясь за стилем, стилистические ухищрения ему вообще несвойственны. «В каком-то смысле Валя всегда оставалась маленькой девочкой со своим миром и своими тайнами», куда, видимо, автор допускался неохотно. «Покинув меня навсегда, Валя дала мне реванш за мое определенное равнодушие к ней и все унижения тех далеких времен». Здесь нет намерения побудить читателя к действию, добиться непосредственного интеллектуального отклика – но именно так и выходит.
Повести Валентины Ивановой «Болезнь», опубликованной в «Новом мире» в 2008 году, Лев Аннинский в настоящем издании предпослал, наряду с другими, точное замечание. «Две бездны: верхняя и нижняя – измерены одной душой». 90-й год в Крыму. Предвестие, предощущение болезни. «Это началось с волшебной луны, зависшей над Мелазом: она была так опасна, что я боялась ее и старалась обходить стороной». Находясь в больнице, Валентина Иванова писала о других пациентах с большим сочувствием. Знакомые по несчастью постепенно уходили, но была и надежда: человек по фамилии Лаврик прожил с пересаженной почкой 25 лет. За время болезни перестала узнавать катастрофически меняющуюся Москву. «Где я? Как я сюда попала? Неужели я родилась и прожила всю жизнь в этом городе?»
Раздел «Из дневников» Сергея Есина предваряет Павел Басинский: «Говорить о кресте Есина сейчас не буду – читайте его роман «Марбург». В начале этого романа точно сказано о диализе, предвидении конца, но сказано художественной правдой. Здесь же – словно бы отстраненный самоанализ. Как обратная во времени перекличка с книгой «Ее дни», запись от ноября 1996-го: «Мы всегда сражаемся только со своими ближними. Чтобы скрестить всегда готовое и наточенное копье, нужна видимая и осязаемая цель». Много записей о подробностях болезни, которые имеют право быть прочитанными только в книге, цитировать это кажется бестактным. Но не только: бездна страдания жены не замещает собой бездну знаков времени: какие-то арендаторы в Литературном институте, общественные обязанности, литература… Февраль 1986-го: «Когда был в «Знамени», прочел статью Н.Ивановой. Она отвечает Соколову… Удивился, как мне безразлично все то, что пишут об «Имитаторе»…» Но: «Чего критик не напишет, чтобы самооправдаться: до того, как «Имитатор» был напечатан в «Новом мире», он лежал у Наташи и она «не рискнула», «не пройдет», попросила заменить, и я заменил «Незавершенкой». Сергей Есин пишет о своей коллекции литературного фарфора – чтобы вдохнуть воздуха. Но основное – о жене. «На дачу поехали в воскресенье утром, с собакой и с В.С. прожили там очень мирно, в понедельник вернулись в Москву». Это «прожили» о периоде немногим больше суток говорит о том, насколько изменилась цена времени. Записи становятся длиннее. Декабрь 2007-го: «Какую же нервную систему надо иметь врачам, чтобы все это наблюдать и с таким грузом выходить из больницы. Мне бы точно это было не по силам». И короткая запись, из двух слов – как финал. Жена умерла 7 июня 2008 года.
Книга включает в себя подробную научную библиографию Валентины Сергеевны Ивановой и сравнительно короткие статьи знавших ее людей. Руслан Киреев говорит, что свою «Болезнь» Валентина Иванова написала «подробно, написала бесстрастно и бесстрашно, целую написала книгу». Михаил Лобанов говорит как раз о кресте Есина.
Объем и широта компоновки вполне оправданны. Бездна здесь громоздится на бездну, приоткрывается механика творчества Сергея Есина, от попытки изъять из собственной с женой жизни, обратить в литературу, трагического начала «Марбурга», до раздвоенности романа «Твербуль, или Логово вымысла». Как выжить с таким грузом? Но, оказывается, по силам. Потому, что помимо надежно упрятанной от непроницательных глаз христианской образности, при всем психологическом и эстетическом бесстрашии книги, автор остается в ней верным своей основной сути – сдержанности. Которой разрывающие этот текст бездны, казалось бы, не предполагают.