Счастливый парадоксалист

Александр Генис. Без извращений и дуэлей.
Фото PhotoXPress.ru

Художник устроен так, что, когда он кричит от боли, другие слышат прекрасную песню. Так говорил датский философ и писатель XIX века Сёрен Кьеркегор. Как не вспомнить тут страдальца и мизантропа Лермонтова, который так и не нашел пути к людям и в 26 лет, по сути, сам убил себя руками Мартынова? Сознательно оскорбил его, чтобы тот вызвал его на дуэль, а свое право стрелять первым использовал для того, чтобы пальнуть в воздух. А меланхолик Достоевский, чью казнь отменили в последний момент, заставив его прожить свою смерть, а потом еще и отсидеть на каторге 10 лет? А наркоманы Блок, Брюсов, Высоцкий? А буйный алкоголик и самоубийца Есенин с постоянным внутренним надломом? А застрелившийся во время одной из своих тяжелых депрессий Хемингуэй? А ярчайший японский писатель Юкио Мисима, страдавший добрым десятком всяких половых извращений, самыми безобидными из которых были садизм и некрофилия?

А затравленный зверским тоталитарным режимом Мандельштам и многие его коллеги-современники? А патентованный интеллигент Чехов, всю жизнь страдавший от пошлости, бездуховности пресловутого «среднего человека», а последние годы жизни умиравший от туберкулеза во цвете лет? А Лев Толстой с его бесконечными муками совести по любому поводу? Даже Пушкин, казалось бы, самый светлый и гармоничный из всей этой гоп-компании, общительный завсегдатай светских салонов и балов, как сейчас бы сказали, «тусовочно-дискотечный мальчик», «клубный модник», – даже он время от времени проговаривался: «На свете счастья нет», «Привычка свыше нам дана, замена счастию она» и т.д.

Что же, обывательский стереотип справедлив? Счастливы только мещане, а творческие люди все как один обречены на чудовищные терзания?

«Нет!» – отвечает всей своей жизнью и книгами замечательный эссеист Александр Генис. Он родился 11 февраля 1953 года в Рязани, рос в Риге. Завидовал писателю Сергею Довлатову, чья жизнь «была доверху набита литературой, пьянством и юмором». Впрочем, в 1977-м Генис уехал в Нью-Йорк, где вместе с прекрасным эссеистом Петром Вайлем работал в эмигрантской газете «Новый американец», которую издавал Сергей Довлатов.

Если в юности Гениса к первой букве его фамилии многие норовили подрисовать еще одну вертикальную палочку, то в Нью-Йорке Довлатов говорил о нем совсем по-другому: «Генис и злодейство – две вещи несовместные». Впрочем, тот же Довлатов сказал и вот что: «Отсутствие внутренней драмы – случай Вайля и Гениса – губительно для писателя». Вайль и Генис возмущали Довлатова своей солнечностью и гармонией. «Ну хоть бы зуб у вас, что ли, заболел! Хоть бы подрались!..» – восклицал он в сердцах. Мол, как же так?..

А вот так. Счастливый, веселый человек Александр Генис взял да и стал интереснейшим, первоклассным эссеистом. Безо всяких чахоток, мизантропий, расстрелов, ГУЛАГов и дуэлей. Будете смеяться, он даже не карлик, не гомосексуалист, не дебошир, не алкоголик, не наркоман, не некрофил и, надо думать, не импотент. Стереотип творца разлетелся вдребезги, осколки хрустят под нашими кирзачами.

Многие из своих книг Генис написал в соавторстве с Вайлем. Это прежде всего «60-е. Мир советского человека», «Родная речь», «Американа». Впрочем, немало сборников написал он и самостоятельно. Например, «Довлатов и окрестности: филологический роман», «Иван Петрович умер», «Билет в Китай», «Частный случай», «Американская азбука».

Вот Генис описывает своего отца, написавшего увесистый том автобиографии, где важное место занимала его борьба с советским режимом и всякими бюрократами. Назвал отец свою книгу просто – «Майн Кампф». «С евреями это бывает», – пожимает плечами Генис. «От скольких бед нас спасает ирония, и как тяжела судьба людей, прямо взирающих на вещи» – тоже его слова.

Генис пишет почти дзенскими афоризмами и парадоксами: «С годами дружба становится менее необходимой и более ценной». «Лишившись своих дел, пенсионеры с азартом занимаются общими». «Для русских писателей ностальгия безопаснее пребывания на родине». «Сомнительный объект любви выигрывает от разлуки и проигрывает от встречи». «Евнухи знают о любви все, кроме главного». «Страдание неизбежно, ибо мы хотим большего, чем нам может дать мир». «Для демократии часто дождь страшнее танков». «Мы творим историю по своему подобию». «Следует тратить больше сил не на то, чтобы помочь, а на то, чтобы не мешать». «Тело древнее ума, а значит, и мудрее его». «Даже когда жизнь ужасна, мир прекрасен».

А вот как описывает Генис лето 1970 года, когда ему было 17 лет и он поехал с друзьями путешествовать по Русскому Северу:

«Я еще не знал, что такое не повторится, но уже об этом догадывался: тем летом мне довелось познать свободу. (┘) Отменяя пространство, время и участкового, она пьянила властью над обстоятельствами. (┘) Бездумно радуясь успеху, я шагал с миром в ногу даже тогда, когда шел в другую сторону. (┘)

Летняя свобода лишала жизнь зимнего смысла, меняя идеалы на счастье. (┘) За рулем шофер непрестанно матерился, но у костра, за нашей водкой, церемонно представился:

– Анатолий Борисович, – и тут же пояснил: – Толяныч.

(┘) Был открыт магазин «Соки-воды». В нем не было ни того, ни другого, но из вакантного конуса щедро текло «плодово-ягодное».

Окунувшись в море дефисов, смешавшись с местной толпой, мы до вечера не отходили от прилавка. Закуской служила горькая рябина с куста, неосторожно выросшего у порога.

– Пьяной горечью фалерна чашу мне наполни, мальчик, – говорил я тетке в легких валенках.

Но она все равно улыбалась, потому что за дверьми стояло то единственное лето, когда мне все прощалось».