Борис Евсеев
Камал Абдулла. Долина кудесников: роман-фантазия. Перевод с азерб. Людмилы Лавровой.
– СПб.: Златоуст, 2010. – 252 с. ISBN 978-5-86547-582-8.
Хорхе Луис Борхес в свою знаменитую «Антологию фантастической литературы» поместил крохотный рассказик Джорджа Лоринга Фроста. Рассказик называется «Верующий». Вот он:
«С наступлением сумерек два незнакомых друг с другом человека встречаются в темных коридорах картинной галереи. С легкой дрожью один из них говорит:
– Место какое-то страшноватое. Вы верите в приведения?
– Я нет, – отвечает другой. – А вы?
– А я верю, – говорит первый и исчезает».
Нечто подобное происходит и в новом романе Камала Абдуллы, одного из самых талантливых и необычных сегодняшних азербайджанских писателей. Караван-призрак, появляющийся на первой же странице нового романа, – не более призрак, чем исчезающий человек у Лоринга Фроста. В него веришь с начала и до конца. Недаром говорят: самое весомое на земле – мысль и слово. Так же весомы миф и фантазия. Особенно если взглянуть на них по-современному, без пошлых наслоений и чудовищных глупостей, приписываемых мифу искателями арифметических действий и «низких истин». В романе «Неполная рукопись» («НГ-EL» писал о нем в 2007 году), предшествовавшем «Долине кудесников», Камал Абдулла уже начал работу по проникновению в историю через миф. В новом романе такая работа, поддержанная творческой фантазией, продолжилась.
 Кавказская новелла... Николай Ярошенко. В горах Кавказа. Полтавский областной художественный музей |
В «Долине кудесников» автор погружает нас в волшебную страну. Там происходят как весьма обычные, так и странные события. Обычные – это когда женщина вместе с одноногим любовником Забуллой убивает своего мужа, инсценировав при этом разбойничий «наезд». Спустя годы, сын женщины обо всем догадывается и, мстя за отца, сталкивает мать в колодец, а Забуллу закалывает, как барана. Убивший собственную мать мальчик Мамедкули долго скрывается, а затем поступает на службу к Шаху палачом. Ведь из всех нас только палач может забыть о собственных муках! В этом ему помогают непрестанные казни┘
Призрак мести витает над романом. Но так ли невесом этот призрак и так ли он «внеисторичен»? Кудесники и маги объясняют героям неведомое. Один из них говорит: «Цвет неба зависит от цвета крови, льющейся на земле». Так ли призрачны эти слова? Двадцать три ученика в знак протеста против казни учителя-дервиша кидаются в пропасть. А один из учеников исподтишка наблюдает. Так это уже не миф, это мировая история...
История людей всегда интереснее истории событий. Мы под завязочку набиты лагерно-батально-псевдофактической литературой. А миф, являющийся самым ценным достоянием человечества, сейчас оболган и засунут в мусорный мешок. Но ведь и фантастика ради фантастики тоже обрыдла. А вот «литературное фантастическое» (во всяком случае, в описании Цанко Тодорова) нас почему-то до сих пор увлекает.
В романе Абдуллы фантастичны не события, а люди. Мало мы читали про отрубленные головы в торбах, о прелюбодеяниях и об убийстве ближайших родственников? Главное, чтобы читаемое не было пустой дразнилкой или картонной вырезкой, главное, насытить образ живой кровью.
Миф требует формы. На мой взгляд, роман Абдуллы – превосходная «кавказская новелла». Новелла, расширяемая притчами, плачем, философскими максимами. Почему новелла? Потому что в «Долине» есть настоящие, а не выдуманные метаморфозы, есть неожиданный конец и не отпускающее ни на миг движение каравана: иногда затрудненное, иногда летящее стрелой. И это не «караван истории», как у нас любят говорить, а караван людских душ, ищущих пристанища в том или в этом мире.
Новелла – не обязательно нечто малое. Но обязательно – нечто новое.
Чуть истеричный Шах, пасынок Караванбаши Шахверен, сперва некрасивая, а потом становящаяся все более прекрасной девушка Перниса, маг Сайях, прячущий от шахских убийц сына палача. Эти герои из памяти не выветриваются, потому что между ними возникают новые жизненные связи: связи будущей жизни, а не «проклятущей» нынешней.
Отсюда – еще один герой романа Абдуллы. Это наш с вами мир. Мир – утративший душу. В романе-фантазии так и сказано: «Утратив душу, наша земля обессилела». Что за ересь – душа земли? А это как раз триединство: живое слово, запредельный миф, неагрессивный человек. Мы эту (не нами созданную) связь, как мыши бечевочку, грызем. И перегрызем, конечно┘
Звон зурны и тоска балабана, радость предстоящей войны, которую испытывают Шах и его воины, купол пятничной мечети, эти и другие восточные формулы, сильно обновленные Камалом Абдуллой, держат роман, как купол цирка, на весу. Порой кажется: этот роман-новелла (у автора – роман-фантазия) – сколок великой книги под названием «Душепознание и основы религии». Но слишком уж по-современному «притерт» к своим героям автор, слишком сросся он с призраком «нового бытия». Именно поэтому роман не исчезает как призрак. Хотя и полон призрачно-прекрасной, неведомой слепцам жизни...
Все бесконечное и все конечное состоит из одного мгновения. Это мгновение содержит в себе и прошлое, и будущее. У мгновения может не быть ничего. Но у мгновения должно быть имя. Назвать мгновение «караван» или назвать «долина кудесников» – это и значит придать ему импульс движения.
Ближе к концу романа начинает идти снег. Кавказский снег – особый. Он неудобен, колюч, он раздражает, царапает. Но вместе с этим снегом падают и крупицы мудрости, крупицы колкой, проникающей за шиворот зрелости. Неожиданный снегопад, который устроил в конце романа Камал Абдулла, покрывает всё: измены, казни, полеты душ, прыжки в пропасть. Но одно из «имен мгновения» остается. Имя этому мгновению – слово. Если в начале времен было слово, то оно же – и это хорошо и точно переведено в романе с азербайджанского на русский, – будет и в конце времен.
Так конец времен близок? Не знаю. Нужно перечитать «Книгу Экклезиаста», а потом – «Долину кудесников».
