Глеб Шульпяков. Фес. – М.: Время, 2010. – 212 с. (Самое время!).
Новый роман Глеба Шульпякова завершает трилогию, начатую «Книгой Синана» и «Цунами», приводя героя к логической развязке, которая заявлена на первой странице романа. Все остальное в этой книге – жизнь «после». «Фес» не отчет о путешествии из России в Марокко и обратно, это история о странствиях души. Не человек уезжает «прочистить голову», а душа странствует между Европой и Азией, между миром вещным и миром потусторонним. Между жизнью прежней – и новой. Недаром же в эпиграф вынесена фраза из Тибетской книги мертвых.
«Фес» построен как фильм, это роман-кино. В нем есть все для сценария: четко прописанные детали, флешбэки, мизансцены. Разные типы реальности – азиатская, европейская, мусульманская, буддийская, московская. Причем кинематографичность романа такова, что к его середине сценарий окончательно подменяет реальность: «я» заменяется на «человек», а потом и вовсе исчезает.
Места действия – современная Москва, мусульманский Восток, Юго-Восточная Азия, Вена – также кинематографичны. Пейзажи передаются через детали, в каждой из которой – человек.
Основной мотив романа – отчуждение. Отсюда постоянные вопросы героя: «Откуда все эти люди? Кто они?» Мир героя – это мир людей без лиц. Что с психологической точки зрения объяснимо – память выхватывает только самые интересные лица.
Московская тема в романе – особая, с ней связана часть воспоминаний героя. Его жизнь в современной Москве – своего рода культурный шок для того, кто привык к далекой Москве из счастливого детства. Поджог Манежа, разрушение старых кварталов, уродливые архитектурные сооружения в историческом центре – все это не просто потеря культурного достояния страны, а конец Прекрасной Эпохи. В отличие от предыдущего романов трилогии – и в первую очередь «Цунами» – в «Фесе» эта тема выражена не от лица героя, а через рассказ его случайной знакомой. Но и она не говорит об этом напрямую. Разрушение старой Москвы, старого мира вообще передается аллегорически – через рассказ о театре. «Русский репертуарный театр умирал – а мы пили портвейн, цитировали Гоголя, сцены на бульваре разыгрывали, идиоты несчастные, а когда очнулись, огляделись, протрезвели – театр кончился, исчез, как будто его и не было».
Старая метафора жизни здесь оправданна – ведь как еще представить жизнь, где перемешаны реальность и галлюцинация, подлинные вещи и бутафория, искренние чувства и лицедейство?
В «Фесе» отвлеченность героя от реальности достигает предела. Герой слушает других людей, произнося только поддерживающие реплики («То есть?», «Конечно», «Знакомое ощущение»). Не спорит, не осуждает, не убеждает. Он – немой, пассивный слушатель, как губка, впитывающий в себя собеседника. Экран, на котором отражаются разные реальности – и его собственные сны. Этот вневременной герой, озадаченный единственной целью – поиском себя. «Кто я?» – вопрос, который не звучит ни разу, но прослеживается в каждом волеизъявлении, каждом поступке.
Судить о «Фесе» с привычных, литературных точек зрения сложно. Эта вещь живет и развивается по собственным законам. Искать в нем привычную логику обычной сюжетной прозы не имеет смысла. «Фес» – роман экспериментальный, смешивающий разные жанры и типы повествования с целью достичь желаемого результата: разобраться в себе, в новом современном человеке. Из чего он состоит? Что сформировало его сознание? Какие воспоминания, фантазии, страхи, мечты, надежды?
В начале романа герой, попавший в плен азиатского города Фес (то есть, по сути, в плен самого себя, ведь Фес для автора это прежде всего метафора человеческого сознания), – это не человек играющий, не человек думающий, не человек действующий – это человек помнящий, вспоминающий, припоминающий и другие однокоренные. Но ближе к концу он все менее зависим от прошлого. Воспоминания о нем испаряются, перестают быть связаны с героем. Перерождение героя, его путешествие, ведет к забыванию, где «сделать первый шаг» означает: «избавиться от прошлого».
Герою под 40, в 90-х он был юношей, именно в таком возрасте окончательно складывается внутренний мир человека. И если на этот период приходятся социальные катаклизмы, сдвиг времен – человек получает психологическую травму на всю жизнь. Именно отсюда постоянные метания героя, невозможность найти свое место, невозможность выстраивать отношения с другими людьми, отсутствие друзей. И привязанность к артефактам из прошлой жизни – вещам, воспоминаниям.
В «Фесе» герой избавляется от этой привязанности. Если первые романы трилогии – романы-вспоминания, то «Фес» – роман-забвение. Постепенно герой отрывается от прошлого, но разрыв этот для него фатален. Он погибает, исчезает. Поэтому «Фес» – это зрелость героя, достигнутая через его умирание. Рождение после смерти, новорождение.
Парадоксально, но «Фес» – это еще и роман «воспитания чувств». Невольная заслуга автора заключается в том, что на примере своих героев он показывает обратную сторону безудержной сенсорной жажды – тотальное разочарование во всем, что окружает. Именно отсюда в «Фесе» совершенно буддийская мысль: избавься от желаний – и ты станешь свободным.
Вся третья часть романа – это рассказ о себе в третьем лице, то есть роман-кино переходит в роман-дневник, словно автор ищет все новые и новые способы самопознания. Как еще увидеть себя со стороны? В какие условия поместить, чтобы понять: кто ты, что ты? В эпилоге, когда «перерождение» героя происходит буквально, он заново примеряет на себя множество «я»: «я – дерево», «я – пожарные шары», «я – билет» и, наконец – «я свободен». Свобода в понимании автора (и героя) – это победа над собственным «я».
И герою «Феса» эту победу одержать удалось.