Алиса Ганиева
Наталья Ключарева. Деревня дураков: Повесть, очерки. – М.: АСТ: Астрель, 2010. – 218 с. (Проза: женский род).
Честно говоря, пересказывать повесть Натальи Ключаревой страшно. Пересказ в данном случае уплощает. Но что ждет читателя в общих чертах? Говорящие названия, классические типажи и описание деградирующей деревни – то сатирическое, то романтичное... Молодой священник, ютящийся в полуразрушенной церквушке и спасающий опустившуюся дурочку Любку от алкоголической ломки; бойкотирующий священника местный активист-доносчик; вечно влюбленная старшеклассница; уродливый отличник, сын самогонщицы Алефтины, чуть не покончивший с жизнью из-за несчастья в любви; мальчишки-пятиклассники и их трехлетний, еще не умеющий говорить товарищ; сбежавший из интерната буйный сын Любки; целая «деревня дураков», где живут физически и психически ненормальные люди от умно-злой парализованной лилипутки Лены до Стаса, одержимого написанием собственной автобиографии; их иностранные благодетели, прячущиеся от административных рейдов, среди которых – полублаженная-полусвятая русская девушка Настя... А еще тихие почти «старосветские» влюбленные старики Ефим и Серафима, пьющий шофер Вова, пьющие и колотящие жен мужики, Человек с Выменем Вместо Лица и, конечно же, историк-интеллигент Митя из столичной, пережившей репрессии семьи – тепличный мальчик, бросивший аспирантуру, чтобы работать учителем в деревне и найти себя, тощего и неприкаянного. Классическая русская история, закончившаяся крахом – сценой пожара в «деревне дураков», мечущейся на фоне обугленных стен Насти, висящей на пороге закрытия школы и закольцовывающим повесть видением – ковыляющей по размытой дороге на каблуках, рыдающей и хрипло хохочущей женщиной, спрашивающей, как пройти в библиотеку.
Проза Ключаревой (начиная с ее ранних рассказов и романов «Россия – общий вагон» и «SOS») – традиционный для русской литературы риторический крик, сбивающийся то на плач, то на фельетон, то на девичью лирику, то на социальную философию. Пересказывать ее трудно еще и потому, что в парафразе остаются только общие места. Религиозные вопросы: «Какое отношение ко мне имеют Адам и Ева? Даже если допустить, что они на самом деле существовали, чему я не верю, – кричал Митя, распугивая невидимых глазу ящериц и мышей-полевок». Изумление иностранца перед загадкой «русской души»: «У вас за деревней – большая свалка. Прямо над рекой. Каждую весну – снег таять – яды в воду. И люди это пьют. Я объяснять. Они смеются! У нас – глотки луженые. Мы антифриз пьем, лосьон для лица – пьем. Нашел чем пугать – помои! Я говорю: но дети! А они: пуская привыкают! Это – что? Коллективное самоубийство? Секта? Нет, обычная русская душа!» Бесконечная интеллигентская болтовня о смысле жизни: «У растений нет сознания. Это исключительно человеческая ноша. Поэтому нам вегетативной радости бытия недостаточно. Нужно что-то еще. Не только жизнь, но и дело жизни!» и т.д. Неприспособленный народник-правдоискатель Митя, жертвенная Настя, бескорыстный служитель народа отец Константин, так же как и карикатурный ябеда Гаврилов, клуши-учительницы, несчастный заезжий богач, - все они на первый взгляд как будто вырезаны по ветхому запыленному русскому романному трафарету. Но это только на первый взгляд. В сцеплении друг с другом эти старые, как мир, рассуждения, персонажи и ситуации заверчиваются в какую-то очень современную и очень пеструю картину мира, которую в своем дневнике хорошо охарактеризовал отец Константин: «Очень страшно».
 Вот она – немытая Россия... Исаак Левитан. Въезд в деревню. 1884. Государственный мемориальный историко-художественный и природный музей-заповедник имени В.Д.Поленова |
Остается голосом Ренаты Литвиновой вопрошать: «Как жить?» И, вслед за Ключаревой, не находить ответа...
