Слава Сергеев
Алессандро Барикко. Такая история/ Пер. с итал. Яны Арьковой. – М.: Иностранка, 2010. – 432 c. (The Best of Иностранка)
Можно было бы назвать книгу Алессандро Барикко (1958) «Такие истории», потому что историй много, они текут, как реки, разливаются, иссякают и переплетаются в одну большую Реку-Историю под названием «ХХ век». Вообще, книга Барикко неуловимо напоминает киношедевр Бертолуччи, хотя прямых пересечений с фильмом немного. Возможно, напоминает основным художественным приемом, простым на первый взгляд – показать историю столетия через судьбы и истории отдельных персонажей, попавших в воронку внезапно убыстрившегося времени.
Итак, самое начало, начало века и начало романа – тишина истоков – первый французский автопробег 1903 года, когда восторги и духовые оркестры на старте сменились тихим ужасом при продолжении: красивая тарахтящая игрушка принялась, вырвавшись на свободу, буквально пожирать невинных сограждан, «разгильдяев и ротозеев» XIX века, вышедших на дорогу поприветствовать гонщиков.
Следующие 10–15 лет, тенистые берега закончились, вокруг рев водопада Первой мировой войны, и лодка героев опрокидывается в первый раз – сокрушительное поражение итальянской армии при Капоретто (на наш взгляд, лучшая часть книги), описанное с такой силой, что кажется, что речь идет о событиях максимум 10-летней, а не 85-летней давности.
Косвенное следствие этих событий – ХХ век начался, парад-алле, перед нами новый пейзаж (название «После Ниагары»), новые места, новая ширь; кое-кто даже выплыл – например, русская эмигрантка первой волны, аристократка, с размаху выброшенная из уютного родного Петербурга Серебряного века в чужую послевоенную Америку 1920-х годов. Ощущения – примерно как у летчика, потерпевшего аварию в пустыне┘ Еще 15–20 лет, ХIХ век почти забыт, люди понемногу обжились на новом месте и уже без испуга смотрят вокруг – русская героиня, удачно вышедшая замуж за богатого соотечественника-бизнесмена, реализовавшая все амбиции и все фантазии, но потерявшая сущую безделицу – первую любовь и вместе с ней так называемый «смысл жизни», неожиданно обретенные ею не на родине, а в полуголодной и бездомной эмиграции, среди равнодушных и пропитанных солнцем южных американских штатов.
 Солдаты – это путешественники. Но часто – только в один конец. Витторе Карпаччо. Группа солдат и мужчина в восточном одеянии. 1515. Галерея Уффици, Флоренция |
И так далее и так далее┘
Некоторые европейские критики упрекают этот роман Барикко за слабость и путаность композиции, однако, на наш взгляд, не отвергая этих упреков, не стоит спешить с выводами – иногда не самая удачная книга писателя гораздо интереснее удачной.
«Русская» линия книги одна из основных и, естественно, примечательна для отечественного читателя, к тому же она сочетает в себе истинную поэзию и развесистую клюкву – связанные недостатком газетного места, мы обратим на нее особое внимание.
A propos, в очередной раз забавно и немного грустно читать, как нас воспринимают европейцы (причем не самые глупые европейцы!) – ибо, по мнению Алессандро Барикко, основная черта его русской героини (во всяком случае, пока она не пожила на Западе лет 20–30) – это страсть к разрушению и саморазрушению, причем особенное раздражение у нее вызывают (sic!) семейное благополучие и материальный достаток. Читая о кознях графини Лизы (по-другому после чтения Достоевского русскую графиню, разумеется, и звать не могут), с дьявольским наслаждением провоцирующей семейных мужчин на сексуальные домогательства и врущей матерям семейств о музыкальной гениальности их детей с более чем средними способностями – лишь бы продолжили уроки музыки, которые она дает, и купили весьма недешевые рояли, которые она же продает, испытываешь два чувства: желание выбросить дурацкий текст подальше и иронию: вот что делают увлечение Набоковым, теленовости о России и внимательное изучение Толстого vs Достоевского в европейских университетских программах. (Согласитесь, назвавший своего старого пса «Карениным» герой Милана Кундеры был хотя и злее, а все же и остроумнее, и точнее.)
Однако как еще вырулить на иррациональность в послевоенной Европе, как не посредством русских эмигрантов первой волны? Можно, конечно, пригласить в герои поколение 1968 года или битников-американцев, но, согласитесь, это будет совершенно не то. Где вы там возьмете иррациональную печаль, замешанную на гетеросексуальных (пусть и садомазохистских) сексуальных наклонностях? За этим, как ни смешно, только в революционную Россию┘
Вернемся к нашим баранам (то есть бравым полкам и знаменам), в горное местечко Капоретто. Может быть, автор рецензии недостаточно осведомлен исторически, но он почти ничего не знал об этом сражении и, более того, о поражении, подлинном разгроме, устроенном итальянской армии немцами, – разгроме как источнике ущемленной национальной гордости спустя почти век, в объединенной Европе!.. Общий план: бессмысленное (и преступное) взаимное уничтожение друг друга в позиционной войне итальянцами и австрийцами сменяется полным самоиронии описанием немецкого блицкрига – проникший в тыл итальянцев немецкий десант мобильными колоннами расчленил, а затем и обратил в паническое бегство огромную итальянскую армию, которую незадолго до катастрофы инспектировал сам король Италии!.. «Немецкая» тема болезненна и для России – чем-то эта история смутно напоминает начало Великой Отечественной войны┘
Далее в романе стремительно наводится резкость, картинка приближается, как в прицеле бомбардировщика F-111, и масштаб повествования увеличивается до размеров отдельных человеческих судеб.
Среди бегущих солдат оказывается главный герой романа, он же страстный автомобильный фанат, он же возлюбленный графини Лизы с громкоговорящим именем Последний и его товарищи. Один из них, офицер, не сложивший сразу же (как все) оружие и не сдавшийся (как очень многие) в плен, оказывается впоследствии расстрелянным итальянским военным трибуналом за┘ дезертирство, а повествование ведется от имени его отца, пожилого итальянского фашиста в конце Второй европейской войны, ждущего американцев и ареста и, пока есть время, пытающегося оправдать сына (а заодно и себя) перед гипотетическим потомством... Ничего нового: национальное унижение – вещь опасная, она порождает болезненные комплексы (фашизм, например) даже у самых мирных народов.
К сему добавлена романтика в духе прозы «потерянного поколения» 1920–1930-х годов и Дюма-отца: друг и однополчанин главного героя мародерствует при отступлении (точнее, паническом бегстве), он совершает «разбойное нападение» (именно так трактуют подобные действия уголовные кодексы всех стран) на дом богатых соотечественников, убивает хозяина, потрошит домашний сейф, прячет добытое золото в условленном месте и через некоторое время (это все же Европа) садится в тюрьму пожизненно.
У-фф!.. Краткое описание сюжета всегда напоминает нам речитатив у рэперов, но в данном случае оно необходимо, ибо без этого, в общем, нехитрого хода мы (и автор) не смогли бы двигаться дальше. Так почему мы вспомнили о Дюма и «потерянном поколении»? Бывший однополчанин, получив «пожизненное», предлагает Последнему герою стать новым графом Монте-Кристо, но тот отказывается – на дворе иные времена, и, для того чтобы заставить мир прислушаться к себе в ХХ веке, шелковая театральная маска необязательна. Более того, рояль, который в 1920-х пыталась продать доверчивым американцам русская княгиня-садистка, оказывается в кустах – выясняется, что Последний-герой – внебрачный сын итальянского графа-автогонщика, который что?.. Правильно, оставляет ему все свое состояние. (Вообще «Такая история» напоминает не только Бертолуччи, по роману, особенно по «русским» его главам, давно и громко плачет Альмодовар.) То есть выходит, что все страдания графини Лизы и даже ее замужество за богатым соотечественником оказываются напрасными!.. Правда, потом выясняется, что и приключения ее с отцами американских семейств тоже напрасны, так как отчасти вымышлены, но делу уже не поможешь – главный герой «Такой истории», проведя одну-единственную ночь с графиней, исчезает в неизвестном направлении, оставляя ту безутешной. Все ее позднейшие поиски не увенчиваются результатом┘
И вот, наконец, проходит еще 20–30 лет, роман и век, слава богу, перевалили через середину и приближаются к концу, и русская вдова-миллионерша (еще один привет Достоевскому–Островскому, муж-бизнесмен, естественно, благополучно скончался) решает, что сексуальных приключений с девочками в конфигурации «2+1» для дамы ее масштаба как-то маловато, и принимается воплощать мечту своей первой любви – сначала 12 лет искать, а потом несколько лет достраивать его гоночную трассу, гигантское асфальтовое кольцо в холмах Британии туманной – я могу себе это позволить, говорит она, я могу себе позволить все, что захочу!.. В сознании автора рецензии, воспитанного на остатках русской гуманистической традиции, о которой, по идее, графиня Лиза должна помнить много лучше, всплывают и пропадают какие-то сироты из Боснии и Сомали, но он завороженно следует за сюжетом – чем же это все закончится?
А заканчивается всё просто и в духе конца ХХ века (все бурные реки наконец-то впали в тихое с виду консюмеристское море): дама достраивает трассу, садится в обществе молодого гонщика-француза в специально доставленный для этого случая гоночный автомобиль 1950-х годов и включает зажигание. Солнце, пробивающееся сквозь тучи, красиво блестит на темно-бордовом (например) капоте┘ Не бойтесь, все остались живы, но, безусловно, перед нами метафора, более того, метафора, имеющая расширительное толкование: огромные деньги, вложенные в кольцевую (!) гоночную трассу в пустынных холмах (после прогулки ее разрушат), пожилая леди, ненавидящая весь свет, с миллионами в кармане за рулем супердорогой гоночной машины┘ Бессмысленная роскошь, бессмысленная мощь, бессмысленные страдания, одиночество, ум, злость и деньги несутся по асфальтовому кругу – и над всем этим серое небо Туманного Альбиона.
Впрочем, ХХ век закончился, и надо думать, новое время предложит нам новые метафоры.
Хочется надеяться, что более человечные, ведь надежда, простите за каламбур, умирает последней.
