Лин Ульман. Благословенное дитя/ Пер. с норв. А.Наумовой. – М.: Текст, 2010. – 285 с.
Лин Ульман (1966), норвежская писательница и журналистка, общемировую известность приобрела благодаря роману «Прежде чем ты уснешь» (1998). Этот дебютный сюрреалистичный роман заставил поволноваться немало критиков, которые под лупой выискивали в тексте киноцитаты, а в главных персонажах книги – черты отца и матери Ульман. Дело в том, что Лин – внебрачная дочь кинорежиссера Ингмара Бергмана и актрисы Лив Ульман. Поиски особо дотошных рецензентов в итоге действительно увенчались успехом, однако не к этому стремилась Ульман – не к выгодной игре на именах родителей. Ведь прежде всего она создавала свой собственный, цинично-поэтичный мир. Просто преемственность этого мира была особой, просто яблоко от яблони упало недалеко.
Мир пограничного состояния человеческого сознания, балансирующего между сном и явью, помешательством и здравым смыслом, реальностью и фантасмагорией и абсурдом. Стоит в него погрузиться, как тут же возникает тревожное ощущение, что что-то тут не так. И это ощущение усугубляется беспристрастностью Ульман. С самым непоколебимым видом, как будто не происходит ничего сверхъестественного, писательница подсовывает под нос читателю такие вещи, от которых порой стынет в жилах кровь.
Все это касается и нового романа Ульман «Благословенное дитя». Три сестры – Эрика, Лаура и Молли – отправляются навестить своего 84-летнего отца Исака Лёвенстада. Исак – знаменитый гинеколог, который одним из первых применил в своих исследованиях ультразвук, он отличается незаурядным умом и тяжелым характером. После смерти жены Исак переехал в дом на острове Хаммарсё близ побережья Швеции. Дочери не видели отца 25 лет, поэтому их возвращение на остров неизбежно сопровождается воспоминаниями о проведенном с Исаком детстве.
«Благословенное дитя» распадается на несколько смысловых пластов. Первый пласт – семейная история. Именно он может стать благодатной почвой для новых поисков автобиографических намеков Ульман. Взаимоотношения дочерей с отцом были странными. Отец их любил, но слишком уж по-своему – холодно и отстраненно. Любимчик женщин, Исак никогда не отказывал себе в удовольствии пуститься в новую интрижку. И потом его прошлые пассии отправляли к нему на летний отдых своих внебрачных детей. В тот самый дом на Хаммарсё, в котором вдали от большой земли Исак предавался таинственным научным поискам. Главное условие пребывания детей на острове – не отвлекать Исака. Исак вселял в дочерей почти священный трепет. Они с жадностью ловили каждое его слово и безумно боялись, что разгневают своего всеслышащего отца малейшим шорохом на кухне. Однако однажды – 25 лет назад – на острове случилась трагедия, в которой косвенно повинен каждый и после которой детям было запрещено возвращаться на остров.
Второй пласт – социальная критика. Трагедия случилась во внешне благополучной атмосфере Северной Европы. Что такое Скандинавия? Общество всеобщего благосостояния, особые стандарты социальной политики, известная на весь мир активная защита детства и материнства, старости и инвалидности, оазис толерантности. Скандинавия – это большой скелет, спрятанный в шкафу, он вот-вот вырвется наружу, он уже вырвался, но его упорно не замечают – отвечает на все перечисленные стереотипы Ульман. Скандинавия – это ханжество или полное равнодушие взрослых, нескрываемая звериная агрессия детей, неприятие всего непохожего на тебя, страх оказаться непохожим на других, непрошибаемая жестокость и холодность, полное отсутствие мук совести после несправедливого поступка и даже после совершенного убийства. Другими словами, Северная Европа мало чем отличается от Западной и Восточной, скандинавы – такие же люди, как и все остальные. И Скандинавия – вовсе не оазис, а обычная клоака людских пороков и комплексов. В ней так же (а то и сильнее) ущемляется личность, как и в СССР, новостями о котором в романе пугает детей шведское телевидение.
Благословенный ребенок тоже может стать изгоем. Герард Давид. Богоматерь и младенец с молочной похлебкой (деталь). 1515. Аврора Траст, Нью-Йорк |
Третий пласт – мифологический. Именно здесь реальность сталкивается с фантасмагорией, источником которой становятся дети. Детская фантазия способна наделить сказочным смыслом даже обыденность. Центральным персонажем романа – благословенным ребенком – оказался некрасивый мальчик Рагнар, изгой среди ровесников и предположительно внебрачный сын Исака. «Исак был злым королем из страны Дофедофеноп. Он заколдовал остров и все живое на нем. Одно ухо у него было огромным, словно окно на хуторе Хембюгд. Он слышал все-все. Слышал, как камбала опускается на дно. Как раскрывается шишка. Слышал твое дыхание, когда ты бежишь по лесу» – такова фантасмагория, в которую верил Рагнар. И вот Исак предстает уже то ли суровым древним богом, то ли жестоким колдуном, в шкафу которого хранятся мертвые младенцы. Незаконнорожденный сын этого бога и сам – божество. Он умеет бегать, почти не касаясь земли, наравне с ветром. Бегать ему приходится часто – от толпы разъяренных ровесников, придумавших уроду новую пытку. В своих фантазиях Рагнар задумал убить злого короля, однако в реальности заколдованный остров убил Рагнара.
В мифологии самых разных народов – от шумеров и древних греков до кельтов и славян – остров воспринимался как сакральное место, потерянный рай, обитель богов, героев и чистых духом блаженных. Из мифологии этот символ перешел в философию и литературу. Островом была Утопия Томаса Мора, на необитаемом острове Робинзон Крузо пережил духовное перерождение. Но также существовали и острова проклятья, пребывание на которых сопровождалось либо пытками, либо моральным разложением и полной потерей человеческого облика (примеры можно найти в «Одиссее» Гомера). Остров доктора Моро стал Антиутопией Уэллса, описавшего крах искусственно возведенной безумным вивисектором цивилизации: из зверей пытались сделать людей, но новые полулюди оказались нелюдями. В эту же традицию укладывается и Ульман. Ее остров Хаммарсё лишь на первый взгляд потерянный рай. На самом деле это даже не ад, а Богом оставленный, Богом забытый клочок земли. «Когда Господь оглядел созданное, дал каждому предмету, животному или человеку имя и определил долю добра и зла, на Хаммарсё осталось все то, чего Господь не назвал. Когда тебя забывают люди – это мучительно. Но когда тебя забывает Бог – это все равно что лишиться надежды, все равно что посмотреть в пропасть». И такой взгляд в пропасть может пробудить в людях самые низменные чувства. И где, как не на острове, отдаться этим чувствам. Вдали от Большой земли, от условностей цивилизации. И кого, как не благословенного ребенка, принести в жертву тому Богу, который тебя забыл.