Григорий Заславский
Евгений Бунимович. Линия отрыва. – М.: Новая газета, 2009. – 138 с.
Бунимович разлетелся на цитаты, стал моим поводырем, сопровождая переживания. Как Грибоедов со своей бессмертной комедией. Я живу с его строчками «наперевес», когда иду по городу, вспоминаю «без дела» – из стихов, написанных во время ремонта: «Относительно крыши – чего нет, того нет,/ относительно славы – см. относительно крыши...» Но чаще – по делу и по поводу. Самое близкое и часто употребляемое – из стихов, написанных во время контрольных работ: «Есть дамоклово чувство контрольных работ/ – ничего не успеешь, а время пройдет,/ ничего не успеешь, а время пройдет,/ жизнь пройдет – вырвешь лист из тетради...»
У Евгения Бунимовича – и стихи хорошие, и хорошо запоминаются (мне кажется, по-прежнему – это важное качество для стихов, в принципе – показатель их качества), но – то ли время такое нынче, не время – эпоха, что строчки становятся важнее целых стихов. «Есть процедурные вопросы по ходу Страшного суда».
Новая книжка Бунимовича «Линия отрыва» – это избранное, ироническому характеру автора и его печально-веселой интонации найдено удачное полиграфическое решение. Даже не полиграфическое, наверное, надо сказать – художественное: стихи, напечатанные на белой хорошей бумаге, проложены желтой, тоже, впрочем, хорошего качества, на которой какие-то строчки написаны от руки, и эти странички можно оторвать и унести с собой (если, к примеру, книга библиотечная, а стихи так и тянет унести, а на память надежд не осталось). Схватить за руку невозможно: желтые странички не пронумерованы, а вырвать их так и тянет, поскольку к тому подталкивает специально продуманная перфорация. Я не стал пробовать, зная, что, если рвать – скорее всего получится криво, мимо дырочек, а книга такая хорошая. Зачем портить?
Мне иногда кажется, Бунимовичу не то что времени недостает, а просто страшновато писать – ведь ясно, что его «В пятидесятых рождены...» навсегда уже припечатали поколение, сказали о нем все, и писать дальше, после всего... Ну, пошутить еще можно, поиронизировать, но Бунимович, который не презирает иронию, позволяет себе, так сказать, одновременно и переживает, не хочет, чтобы все выровнялось одной всеобщей иронией: «Похоже/ жизнь была/ не стеб,/ а там/ пусть зарастет».
Бунимович – классический русский поэт, в том смысле что для него и жена, и Родина, и дети, и дерево одинаково ценны, важны. «Такого нету в России неба – чтобы ни облачка,/ такого нету в России хлеба – чтобы без пота,/ такого нету в России слова – чтобы не в яблочко,/ такого нету в России озера – чтоб не болото...» Ну, черт возьми, ну, как точно сказал. И почему раньше, до него, не сказал так никто? В этом и торжество поэта – как сказал однажды гениальный безумец Шкловский, «важно, что в твоей жизни станет необходимостью – носовой платок или то, что никто не обходил, а ты обошел».
Бунимович – классический русский поэт. Всякое лыко – в строку. Поэтому «не все то женщина, что грустит... не все то родина, что в крови»... Впрочем, что касается «русского поэта» – Бунимович иронизирует скорее не над первым, определением, а над существительным: «я не поэт да и разве бывают живые поэты».
 Для русского поэта одинаково важны и жена, и Родина, и дети, и дерево. К.Е.Маковский. В парке. Около 1881 г. Государственный Русский музей |
Стихи Бунимовича – из тех, которые примиряют с жизнью во всех ее проявлениях и помогают перезимовать зиму и... перелететь лето. Читаешь: «Как там с концепцией? Без права переписки? А с контрацепцией? Особенно в Симбирске?» Вот-вот!.. И как-то легче на душе. Можно жить дальше.
Почему он хороший поэт? Потому что его «Избранное» – это «Избранное» России последних десятилетий, лет тридцати пяти. Речь не только о приметах и каких-то судьбоносных событиях, которые краем задевают, вворачиваясь, ввинчиваясь в строчки и обнаруживая тут же рифму (или склонность к ритму), но о соответствии настроений, – читаешь Бунимовича, и всплывают ТЕ САМЫЕ настроения, интонации, эмоции, фиги в кармане, взгляды и полуобороты, давно прошедшие. И – свежие тоже, но как верно он пишет: «Я все реже и реже существую психую рифмую». Время и место? И это, да. «С утра радиосеть всея Руси/ воспроизводит шлягеры Шопена.../ Какой светильник разума погас! Врубить бы сразу свет, как в кинозале...»
Он задает вопросы, понятные, близкие всем, мне – всегда. Отвечает на них – так, что мне понятно. И я запоминаю. «В пельменной, с цветком на окне,/ похожим на корку арбуза, /во вторник является мне/ простая советская муза...» Это – из давнего.
Из недавнего:
Ну что ж здравствуй племя младое
идущие на
приветствуют тебя.
Вот он. Бунимович. Идет. Надо что-то сказать ему. Поприветствовать в ответ. И последовать за.
