Сергей Шулаков Анатолий Крым. Берл, Берта и другие. Рассказы о еврейском счастье. – М.: Зебра Е; АСТ, 2010. – 320 с.
Когда в украинское местечко вошли гитлеровцы, стали сгонять жителей на площадь, Янкель Лемарес бросился к своим. Но сосед, инвалид Василий, «затащил его в свиной хлев и, запечатав ему рот ладонью, тяжело шептал: «Тихо, тихо┘» Целый год не разговаривал, «боялся услышать собственный голос», стал чем-то вроде местного сумасшедшего. Но послевоенная жизнь требовала каких-то функций, чтобы не помереть с голоду торговал на базаре иголками для примусов, а однажды, перед праздником, задумался, «что все его близкие, которые теперь живут на небесах, будут радоваться, а он обязательно оставит им на подоконнике┘ кусочек яблочного штруделя, который они заберут ночью, когда он заснет». И написал богу письмо: «Дорогой Товарищ Бог!.. Скоро Пейсах, наш с Тобой главный праздник┘ А я┘ даже не могу купить маленький кусочек штруделя, чтобы положить его на окно, и ждать, когда ночью прилетят моя Рахель и мои ангелочки┘ Очень прошу выслать мне 50 рублей┘ Забыл сказать, что советская власть относится к евреям очень хорошо┘»
Когда с почты принесли конверт начальнику милиции, он вспомнил свою уничтоженную немцами семью: «Да, он не видел, как убивали его родных, но разве был хоть один день, когда он об этом не думал?» Фронтовик капитан Побойня вызвал Лемареса к себе, достал из кармана купюру в 25 рублей и провел беседу в том смысле, чтобы тот богу больше не писал. Но к следующему празднику старшина снова принес конверт с почты. «Конечно, – писал богу Лемарес, – если бы я в тот раз получил все, что просил, тогда мне хватило бы на два Пейсаха┘ Ты понимаешь, кого я имею в виду, потому что писать об этом не надо, хотя мне обидно, что Ты ему это простил┘ Прошу Тебя повторно исполнить мою просьбу. Только, пожалуйста, не передавай деньги через капитана Побойню, потому что он хотя и хороший человек и герой войны, но половину всегда оставляет себе».
Если бы не автор и контекст высказывания, то как раз «за гранью добра и зла». Исследование людей, пребывающих в этом состоянии, и занимают Анатолия Крыма, окончившего в свое время Литературный институт имени Горького по специальности драматурга, а теперь являющегося секретарем украинского Союза писателей. Сюжетные перемены осуществляются последовательно, медленно, вырастая из предыдущего и определяя последующее. Немодный классический литературный русский язык придает тексту основательность достоверности. Точность стиля дана почти что в ощущениях: «Все то же легкое волнение, гревшее грудь, внезапно обморозило».
Книгу составляют семь больших рассказов в целом о том же «еврейском счастье». «В русском вопросе» секретарь парткома Иван Петрович, отказывавшийся принимать героя в партию, теперь отказывает ему в израильском гражданстве, называется Иегудой Пиневичем бен Шломо и объясняет: «Здесь все похоже, Григорий!.. – Иван Петрович полез куда-то под стол – привычку менять трудно – и принялся выставлять водку, стаканы и банку с огурцами». В давшем книге название рассказе «Берл, Берта и другие» покойный муж в сновидении зачитывает вдове-бухгалтерше блокнот с черной бухгалтерией, случайно попавший в гроб к другому покойному. И «в каждом городе есть свой сумасшедший, но не в каждом городе есть Борис Абрамович».
Рассказы берут не сходством характеров героев с нынешними, не перекличкой эпох, а тем, что все они – герои и эпохи – словно пребывают в продолжительной неизменности, и осознавать это положение можно лишь с фатальным юмором. Который автор и демонстрирует почти вне текста, с силой, достойной драматического театра.
