Ильдар Абузяров родился в 1976 году в Нижнем Новгороде. Окончил исторический факультет Нижегородского университета. Дебютировал как поэт в 1998 году. Начал широко печататься с 2000 года и в настоящее время имеет около 20 публикаций в толстых литературных журналах и альманахах. «Вавилон», «Дружба народов» «Знамя», «Новый мир», «Октябрь». В 2006 году сразу два рассказа – «Почта» и «Мавр» – вошли в шорт-лист премии имени Юрия Казакова. Отдельные произведения переведены на немецкий, чешский, шведский языки. Автор книги прозы «Осень джиннов» (2000). В настоящее время исполнительный директор журнала «Октябрь».
2009 год оказался необыкновенно удачным для Ильдара. Его «недельный роман» «ХУШ» («Октябрь», 2008, № 6–7) вошел в лонг-листы премий «Национальный бестселлер» и «Большая книга». Этот несколько переусложненный, но многообещающий роман о молодых террористах...
– Ильдар, когда и при каких обстоятельствах ты решил стать писателем?
– Как там у Бродского на процессе о тунеядстве: «Я, думаю, это от Бога». А мне вот кажется – от моих друзей, которые мне даны Богом. Потому что многие люди, которых я знаю, гораздо ближе к трансцендентному. А я лишь транслятор их человеческого опыта.
– Откуда такой интерес к теме терроризма?
– В нашей стране, впрочем, как и в Польше, и во Франции, существует огромная романтическая традиция революционного терроризма. Помню еще в детстве отец привозил мне книжки из серии «Пламенные революционеры», и я читал о Кобе (Сталин) и Камо (Левон Тер-Петросян). О Свердлове и Желябове. Об «эксах» и подпольной революционных ячейках в Баку и Тифлисе. Затем много читал о Сопротивлении во Франции и Польше. Чеслава Милоша например.
– Это правда, что ты пытался сбежать в Финляндию?
– Да. Убежал из дома, когда мне вроде бы было пятнадцать лет.
– Насколько я знаю, ты переводишь с татарского. Насколько велик пласт «потаенной» татарской литературы?
– Мне кажется, татары – один из самых потерявшихся в большой цивилизации народов. Каждый второй с прибабахом. Потенциал, думаю, велик, но нужно найти форму для своеобразного мышления.
– Извиняюсь за нескромный вопрос, а как складываются твои отношения с исламом?
– No comment.
– Мог бы ты обозначить свою «духовную генеалогию»?
– Толстой, Достоевский, Чехов, Набоков, игровая литература второй половины XX века и поэты всего XX века.
– Что не так, по твоему мнению, с современной литературой?
– Она переехала из коммуналок в неприступные особняки и стала нарциссически-олигархической.
– А в чем состоит ложь нашего времени?
– В том, что большая литература якобы есть. Лишь поэзия и кино утешают и расширяют границы познания. А проза – зачастую версификация, эпигонство, пятый сорт. К тому же она, как и телевидение, во имя собственной выгоды пускает по ложному следу. Ибо в политике важно – кто сказал, в журналистике – что, а в искусстве – как.
– Какие книги сейчас на твоем столе?
– Чеслав Милош. Орхан Памук. Лоуренс Даррел.
– А за кого ты проголосовал бы из шорт-листа «Большой книги»?
– Леонида Юзефовича или Ольгу Славникову.
– Чего ты хотел бы избежать в жизни?
– Хотел бы избежать неизбежного. А поскольку это невозможно, то приходится принимать все как данность. «Но пока мне рот не забили глиной, из него раздаваться будет лишь благодарность!»