Притчи от Марии,

Мария Киселева. Улица без фонаря: Сборник рассказов. – М.: Летний сад, 2009. – 192 с.

Перед нами первая книга прозы Марии Киселевой. Автор молод, но уже проявил завидную устойчивую волю к художественному исследованию ментальных проблем жизни в короткой притчевой форме (любопытно, что, будучи филологом, Мария пишет диссертацию о творчестве австрийца Роберта Музиля, автора одной из самых пространных интеллектуальных эпопей).

Обида, причем обида не персонифицированная, обращенная на какого-то конкретного обидчика, а обида на мироустройство как таковое – продолжает оставаться одним из самых распространенных состояний современного человека. Мария равно убедительно постигает изнутри и обиды маленькой девочки, и какого-то вполне зрелого композитора, самоубийственно осознающего, что «Бах – это не я». Девочка сначала обижается на вдруг открывшуюся ей неизбежность смерти в этом мире, что честно подтверждает ее отец, а потом и на самого отца, попытавшегося сгладить данную истину малодостоверным, на ее скептический взгляд, пояснением о посмертном рае.

Пожалуй, стоит отметить, что в реальной жизни отец писательницы, известный философ и писатель Владимир Кантор, всегда внимательно относился к дочкиным фантазиям, сочинив на их основе роман-сказку «Чур» – для обратного детского прочтения, что, возможно, и завело новый писательский «основной механизм», описанный в рассказе «Полет»: «Ночью сижу за гудящим компьютером, который того и гляди разгонится словно самолет на взлетной полосе, оттолкнется от стола и взлетит. С каждым следующим словом он набирает все большую скорость, усиливая работу моторным двигателем, так, что начинает дребезжать пол и закладывает уши, разгоняется, и┘» Помнится, так когда-то описывали поздний дебют Томаса Вулфа: «Наконец-то тяжело нагруженный самолет его творчества оторвался от земли». Обида становится элементом – диву даешься, откуда взявшегося при общем житейском благополучии – общего трагического взгляда на мир.

Саморефлексия нуждается в выходе вовне, как пассажир из остановившегося вагона, что описан в рассказе «Остановка в туннеле»: «┘и безрукий инвалид дошел до конца вагона. Я всматриваюсь в его лицо, все какое-то в пятнах, круглое, детское, только не хватает манной недоеденной каши. «Подайте! Подайте! Подайте, подайте┘» Его слова удваиваются, утраиваются, отбрасывают тень в пустоте звука. Хоть бы колеса снова застучали! Я отдала ему все деньги, которые только у меня были, чтобы он молчал. Он замолчал┘»

Многие рассказы Киселевой наполнены достоверными в своей эффектности сценами, заставляющими по-новому взглянуть на мир («Экстремальный секс»). Язык в основном графически точен. Светлана Василенко в своем писательском напутствии приводит список классиков, которых сейчас нужно читать молодой писательнице для дальнейшего совершенствования, где присутствует, в частности, и, конечно же, давно прочитанный Кафка. Думается, художественной литературой ограничиваться не стоит. В трогательном рассказе «Солдатик» опять возникает образ потерявшего в Чечне руки инвалида, которого, как только он впервые попробовал просить подаяние, жестоко вышвыривают из метро обуянные непонятными эмоциями милиционеры. Заключительная сцена представляется мало убедительной. Вряд ли в известном смысле тоже по своему «нищие» стражи порядка стали бы, как это ни цинично звучит, рубить голову курице, способной приносить золотые яйца. Основанная на точечном милосердии теневая экономика московской подземки устроена гораздо сложнее и эффективнее и поэтому не всегда подвластна притчевой отмычке.

В целом же бесспорно появление очень перспективного писателя, которая, по всей вероятности, и сама знает, что ей делать дальше. «Если бы мир был совершенен, о чем стали бы писать?! Все поэтики, все теории, все идеи – основаны на несовершенстве мира. Я довольно улыбнулась». Так что ничего не остается, как совершенствовать прозу. А читателю с нетерпением ожидать новых книг.