Вечным будешь?

Современные поэты – это поющие слепцы.
И.Ерменев. Поющие слепцы. Государственный русский музей, СПб.

Зеня Жень. Ловец примет. – Нижний Новгород: Scarabaeus Sacer Company, 2007.

Интеллектуальное развитие человека замедляется с каждым годом и останавливается после семи лет. Дети умнее взрослых. В буквальном смысле: лучше взрослых умеют пользоваться головой. Детская мысль всегда цепко держится за суть, не растрачиваясь на детали и варианты, в которых, как известно, живет неизвестно кто.

Умишко взрослого (особенно если это вонючий рецензентишко каких-нибудь вонючих стишочков или вонючий читателишка газет) останавливается в развитии, потому что взрослый перестает задаваться детскими вопросами. «Детские вопросы» – это вопросы о сути явлений. Все прочие вопросы, включая «философии основной», представляют собою просто мушиный кал.

Рецензентишко стишочков (не говоря уж о такой и вовсе бессмысленной твари, как читателишка газет), приступая к своему в высшей степени бесполезному занятию, должен прежде всего задаться детским вопросом: зачем нужны стихи?

(«Зачем я это читаю» или «зачем я это пишу» – вопросы не детские, а просто-напросто идиотские: попробуйте представить себе ребенка, который спрашивает: «зачем я это спрашиваю». Не правда ли, классический идиот.)

Так вот, ни один из идиотов не задавался вопросом «зачем стихи» так долго, что теперь уже невозможно вспомнить правильный ответ на него. Изобразительному искусству, например, повезло больше. Если поднапрячься, можно вспомнить, что когда-то оно было нужно для запечатления преходящих сущностей.

Не «для красоты»!

Красота вообще не является целью и сознательным результатом чего бы то ни было. Красота это лишь возможный побочный эффект некоторых (не всех) усилий по спасению мира. Запечатление преходящих сущностей – одно из них.

Однако художники, будучи не меньшими идиотами, чем поэты, давным-давно забыли об этом и похожи теперь на пациентов дурдома на хозрасчете, вывезенных на уборку репы. «Современная поэзия», мнящая себя таковой, представляет сходную картину: конкурс красоты среди страдающих прыщами, ожирением волос и циррозом печени.

Большинство из них считают, что стихи – это красиво. Представитель низов, пачкающий интернет нескладушками, мечтает, как красота вот-вот даст ему автограф, а элитарный современный поэт, покоритель клуба «Беляши на Новослободской», убежден, что держит красоту за сиську и бьет кулаком по роже.

На самом деле – оба они кретины.

* * *

Когда-то поэзия была эпической, причем вся. Даже так называемая «лирика», потому что в так называемой «лирике» тоже повествовалось о событии: например, о свадьбе или похоронах. Эпическая поэзия, запечатлевая преходящие сущности, противостоит энтропии, человек решает таким образом проблему своей смертности и бессмысленности.

Что происходит дальше?

А дальше, как с водкой: пока пью, вроде бы решаю проблему энтропии успешно, а как только перестаю┘ «Такая, – как говорил Дм. А.Пригов, – тоска накатывает!» То есть стихи работают лишь в момент их употребления. Спасают мир только в процессе спасения мира.

Будучи однажды использованными, стихи превращаются в подобие стреляных гильз: в них можно свистеть, они блестященькие, красивые, можно воображать, что это взаправдашние патроны, можно набивать ими карманы и с наслаждением пересыпать из горсти в горсть. В общем, играть. Занятие достойное, потому что детское. Дети могут позволить себе такую роскошь. Ведь ребенок не знает, что он умрет.

А вот для стрелка гильзы самоценного значения не имеют. Его прет только в момент выстрела – именно поэтому поэт сочиняет еще и еще, несмотря на то, что девяносто процентов сочиняемой им текучки – откровенное барахло, не годящееся даже на прокорм девушкам. Ничего, главное, что ему годится.

А отсюда уже лишь шаг до понимания Настоящей поэзии.

Смысл борьбы с энтропией не в собирании получающейся в результате этой борьбы окалины в «сборники». Это все равно что козюли из носу раскладывать по коробочкам (впрочем, контемпорарные артисты и так делают).

Смысл в том, чтобы оставлять все как есть. Если поэзия длится лишь мгновение и умирает, длительность ее передается миру. А если поэзия живет и обслюнявливается в веках, длительность ее от мира отнимается. На эту самую поэзию его становится меньше. И уже не против энтропии получается борьба, а за.

Именно так я понимаю феномен под условным названием «стихи Зени Жень». Это такие особые правильные стихи, которые ни один идиот (кроме меня и еще одного моего знакомого идиота) в книжке читать не будет. И правильно. Правильные стихи нужны, чтобы их петь. (Что Зеня Жень, по слухам, и делает, а книжку собрали друзья, типа как студенты записали за Гегелем.)

Петь стихи нужно так: с воодушевлением орать слова, которые сами приходят в голову, иногда зацепляя и вытягивая за собой на поверхность шматы «культуры», а иногда нет. Иногда проваливаясь в гениальное состояние детства, по которому тоскует, судя по всему, Зеня Жень, а иногда пружиня на нем. Не важно. Главное петь, барахтаться по-лягушачьи, спасаясь от смерти...

Все равно не получится.