Облака – это не мираж, но мираж – всегда облако.
Фото Алисы Ганиевой
Марк Харитонов. Ловец облаков: Рассказы. – М.: Время, 2008. – 384 с. (Самое время!)
Марк Харитонов – первый лауреат Букеровской премии 1992 года, сегодня издал новый сборник рассказов «Ловец облаков». Удачное название, хороший стиль. В этой книге «все на мгновение соединилось: щемящая, как счастье, боль, тепло, нежность, беспамятство и память, мысли, страхи и стоны, перемешанный мусор невозвратимой жизни, исписанные листы, сложенные для полета, брошенные из окна, покрытые неразличимыми отсюда знаками, слова, родившиеся когда-то, и те, что рождаются вновь сейчас» («Голуби и стрижи»).
Что еще? Неуловимые облака да белые птицы. Откуда они берутся в видениях героев Харитонова, черт разберет. Но ясно одно: мерещатся они неспроста – персонажи «доверяются миражу, как доверяются недостоверной поэзии», ведь без нее, «может, вообще не выдержать жизни». Вот они и цепляются за свои сны. Потому что «в глубине души едва ли не у любого из нас оседает все-таки: мало ли что? Мы ведь действительно не знаем всего в мироздании, мы не можем осознанно воспринимать своими ограниченными чувствилищами каких-то потайных взаимосвязей, влияний, по-современному говоря, энергий» («Дух Пушкина»).
Есть нечто зыбкое и в самом повествовании. Конечно, Харитонов мастер. Но часто он пишет практически на грани, кажется, еще шаг – и оступится, испортит рассказ. Много неоднозначного, спорного в языке: позвоночник, как бамбук, «чувствилища», «из-под туч выпросталось ослепительное солнце». С одной стороны, вроде бы и ничего, а с другой – для уха звучит неприятно. Порой Харитонов напоминает своего же героя из рассказа «Ловец облаков», давшего имя всей книге. Иннокентий – начинающий художник, «умел сам по памяти нарисовать что угодно, потом все больше пробовал воспроизводить то, что ему привиделось, – явственно, как бывает на самом деле. Это были попытки уловить мгновения». Вот и Харитонов пишет не столько о простых людях, сколько о значении момента в их жизни. Так, подвыпивший Бабич, персонаж «Седьмого неба», разговорился в электричке с «шарлатаном», «лотерейщиком». Тот ему и заявляет: «А жизнь, если хотите знать, не бывает без лотереи». И поди разберись, правда или торгаш просто пытается толкнуть свои «беспроигрышные» билеты. Смерть в этом рассказе возникает неожиданно, хотя автор с самого начала интригует. Бабич читает детектив, потом говорит со странным лотерейщиком, соглашается сыграть. А после будто счастливо избегает чего-то страшного, непонятного. «Нет, еще поживу», – еле слышно бормочет он и торопится прочь. В то же время в прозе Харитонова много пространства, простоты. Рассказы читаются практически на одном дыхании.
Но иногда кажется, что писатель вовсе людьми не интересуется. Скорее его волнуют их видения. Например, Яков Львович, старый, выживающий из ума человек, лежит в стылой больничной постели, шепчет свое: «Все определения не о том. <┘> В интеллигентности есть что-то от религиозного мироощущения. Вне конфессии. Человек свободомыслящий просто чувствует: есть требование. Что-то выше тебя. Ты не все можешь себе позволить. Не вправе». И мерещатся ему непонятные белые птицы. А между тем врачи уже списали его со счетов, только Инга Лазаревна, бывшая коллега по работе, до сих пор приходит.
Может, правда, наша жизнь – только видимость (это, если хотите, своеобразный харитоновский привет Платону). И все, что у нас есть, – момент, он, точно «песчинка между страниц», ничего не значит и в то же время являет собой нечто целостное и по-своему важное. Хорошо просто курить у открытого окна или смотреть на «молочный рассветный туман, панораму, вырезанную из рядов картона: внизу общая для всех белизна, но чем ближе к вершинам деревьев, крыш, колоколен, тем больше каждый отдельный план становился темней, наливался плотными очертаниями» («Песчинка между страниц»), разглядывать облака, разговаривать с собой...
Встречаются в текстах Харитонова и литературные аллюзии. В рассказе «Сеанс» один собеседник другому: «Ты мыслишь, это я подтвердить могу, попробуй сделать умозаключение» или «Как хороши, как свежи были розы» – сознательно вынесено в заглавие рассказа.
Но при всей своей неоднозначности книга написана неплохо. Обычная жизнь персонажам Харитонова видится если не чудом, то чем-то прекрасным. Во всяком случае, быть им хочется до последнего вздоха. Не в этом ли весь русский человек? Живет, торопится, и все ему мало. А потом, ближе к финалу, ужасается и взмаливается, как персонаж «Игры с собой»: «Господи! Можно это пройти еще раз?» Но тут уже как повезет, не от нас зависит.