Tutti forte

Дружба народов

Римма Казакова. Не устает душа любить. Памяти поэтессы журнал публикует подборку ее стихов разных лет, в которых всегда любовь и жизнь.

«Отблистало столько дней,/ но во всем, что мне осталось,/ все счастливей, все больней/ я люблю любую малость...»

Леонид Юзефович. Журавли и карлики. Роман. «На тротуарах вереницами стояли люди с вещами, которые раньше продавались только на барахолке. Зарплаты и пенсии требовалось немедленно обратить в доступные материальные ценности, чтобы тут же их продать, на вырученные деньги что-то купить, снова продать и жить на разницу, иначе все сжирала инфляция». Журналист Шубин случайно встречает в Монголии человека, похожего на давнего московского знакомого┘ Шубин вспоминает полуголодные 90-е, когда страна стала огромным рынком, а ее граждане вне зависимости от образования – коммерсантами. Шубин и его знакомец Жохов не менее прочих были озабочены борьбой за существование. Жохов торговал всем, что попадалось, чем в итоге вызвал неудовольствие криминального авторитета. Шубин продавал приобретенные в университете знания – писал псевдоисторические материалы про самозванцев для модного журнала. Чем закончились бандитские разборки Жохова, удалось ли Шубину осуществить задуманную серию о самозванцах и что в целом хотел сказать автор, станет понятно, видимо, из августовского номера.

В рубрике «Многоликий Кавказ» представлена чеченская проза Эльбруса Минкаилова, Сулимана Мусаева, Аслана Шатаева. Рассказы, собранные в журнале, объединяет тема – война. Читателю предложена точка зрения, не озвучиваемая с экранов телевизоров, взгляд изнутри, взгляд не участника боевых событий, а жертвы, мечтающей о мире. В статье «Может, то, о чем они могли бы рассказать, слишком ужасно?» Лидия Довлеткиреева анализирует произведения русских и чеченских авторов, посвященные войне. «В произведениях русских писателей о боевых действиях в Чечне главное внимание сосредоточено на человеке с ружьем, его самоощущении на войне, через которое дискредитируется сама война, выражается протест против нее как явления, уничтожающего человека в человеке. <┘> Практически одновременно с русскими авторами в Чеченской Республике появились произведения, отражающие рассматриваемую тему. <┘> Они (чеченские писатели. – НГ-EL) тоже участники событий, пережившие военную трагедию, но они не воины и не стремятся показать ежедневную правду войны, изображают ее глазами своих персонажей – как правило, представителей интеллигенции».

Знамя

Всеволод Бенигсен. ГенАцид. Роман о попытке культурной революции в России на примере одной далекой деревни. По словам автора, сочинял он с удовольствием. Признание почти крамольное, если бы речь шла о геноциде. Но одна буква изменила смысл. ГЕНАЦИД – аббревиатура, означающая Государственную Единую Национальную Идею, которая должна сплотить разобщенный российский народ. В рамках этого масштабного нацпроекта президент издал указ, предписывающий каждому гражданину активно поучаствовать в сохранении культурного наследия, а именно – выучить определенный фрагмент классического произведения. Жителей деревни Большие Ущеры, затерянной в глубинке, людей неплохих, да в большинстве своем сильно пьющих, президентское распоряжение застало врасплох┘ «К трем часам они с сержантом отвезли книги в клуб. Пахомов ушел к себе отсыпаться, а Черепицын, проклиная все на свете, вернулся в участок. И сразу зашел к Поребрикову. <┘>

Черепицын положил перед арестантом увесистую книгу.

– Че это? – хмуро спросил Поребриков, потирая опухшие от сна глаза.

– Конь через плечо. Платонов. Писатель. Учить будешь. Наизусть.

Сон у Поребрикова как рукой сняло.

– Не, сержант, – испуганно затараторил он. – Я на это дело не подписывался. Мне пятнадцать суток. Это да. А вот это. Это нет. Да за что? <┘> Эксперименты над живыми людьми ставить на себе не позволю. Я это┘ буду писать. В конвенцию по правам человека». Роман можно было бы назвать сатирой, но это определение слишком скучное для остроумного «ГенАцида».

Маргарита Хемлин. Про Иону. Третья из повестей о евреях из местечек, переживших войну и вынужденных заново создавать свой мир. Вот и Иона Ибшман, чудом уцелевший, мыкается, переезжает из одного города в другой, чтобы найти себе место и жить. «Про то, что застал в родных местах, описывать не стоит. Ничего он там не застал, что можно потрогать вещественно и на что трезво посмотреть глазами. Все близкие в земле. В родном доме чужие люди. <┘> Постоял Иона и двинулся в сторону Троицкой горы. Не то что на знакомую могилу, а просто не имел другого направления». Остросюжетность отсутствует, повесть интересна именно тем, что автору удалось ухватить жизнь и точно, не сфальшивив, описать ее. Персонажи все вымышленные, утверждает Маргарита Хемлин. Не верится.

Инна Булкина. У нас нет литературной реальности. Размышление о современной литературной критике. «┘ у нас есть и литература, и критика. <┘> речь пойдет о том, какая у нас критика. Вопрос безоценочный, иными словами, смысл не в том, плохая она или хорошая. История в принципе не задается такими вопросами. Вопрос в том, какая она? Какой контекст она выбирает, какого порядка иерархии выстраивает, на какие исходные модели ориентируется?»

Иностранная литература

Иэн Макьюэн. Чизил-Бич. Роман. Перевод с английского В.Голышева. Макьюэн – мастер живописать изъяны, которые везде видятся его внимательному глазу. На этот раз он обнаруживает патологические процессы в семейной жизни, ловко, с цинизмом исследователя препарируя очередную лягушку – парочку молодоженов-девственников, которые заканчивают первый семейный ужин и трепещут в приближении первой брачной ночи. «За открытой дверью в соседнюю спальню видна была кровать с балдахином, довольно узкая, под белым покрывалом, постеленным так ровно, как будто его натянула не человеческая рука».

В рубрике «Литературный гид: Восточная Европа. ХХI век» пьеса Дороты Масловской «Двое бедных румын, говорящих по-польски» (перевод с польского и послесловие Ирины Лаппо). Пьесу, как утверждает переводчица, «не столько заказал, сколько выпросил, выбил из не признающей никаких социальных и медийных заказов Масловской» один из ведущих польских режиссеров, директор театра «Розмаитости» Гжегож Яжина. Получилась очередная пощечина общественному вкусу. Тумаки молодая строптивая польская писательница, невероятный успех которой принес дебютный роман «Польско-русская война под бело-красным флагом» (2002), раздает направо и налево. На этот раз влетело богеме: главные герои пьесы, из золотой варшавской молодежи, ради развлечения переодеваются румынскими цыганами-попрошайками и отправляются в путешествие автостопом. «Этот странный случай имел место произойти в моей машине, следующей из Варшавы в Тчев <┘> Мы с женой остановились у бензоколонки, когда к нам подошли две очень подозрительные личности, в том числе одна из них, женщина, была беременна, прикидываясь говорящими по-польски лицами румынской национальности...»

В рубрике «Зрительный зал» – материалы, посвященные нашумевшей картине Анджея Вайды «Катынь» и ее показу в Москве: «Разговор с Анджеем Вайдой», «Пресс-конференция Анджея Вайды в Польском культурном центре», эссе Тадеуша Любельского «Смерть отца» (перевод с польского М.Алексеевой). Для Вайды Катынь не только драматическая страница польской истории, но и личная трагедия – в катынской мясорубке пропал отец режиссера. В произошедшем режиссер винит советские власти, не уставая в то же время подчеркивать: «Для нас крайне важно, чтобы зрители поняли, что все показанное на экране не направлено против сегодняшней России. Дело в другом. События прошлого постепенно уходят из живой памяти, перемещаясь в книги, в историю. Поэтому важно снять их, пока еще есть свидетели. <┘> Я не мог предугадать реакцию всех зрителей за пределами Польши. Еще раз повторю: я сделал все возможное, чтобы фильм не был обращен против людей. Исключительно против системы».

Новый мир

Олеся Николаева. Тутти. Повесть. «Итак, владыка подарил мне собаку. <┘> а в коробке – маленький такой золотисто-серебряный щеночек. Величиной с котенка. Весь помещается у меня в двух ладонях. Дрожит, бедный, хвостик аж трепещет». Жить с Тутти, так прозвали эту симпатичную собачку, оказалось совсем не просто – щенок хулиганил и отказывался справлять нужду на улице. Героиня измучилась, размышляя о том, имеет ли она моральное право, учитывая сан дарителя, передарить собачку кому-то┘ На самом деле, как это часто бывает в прозе Олеси Николаевой, случай с животным – лишь предлог, рассказывая семейные истории, вспоминая случившееся с друзьями и близкими, поговорить о вечном, о вере и Боге. Такая широта проблематики заключена и в самой кличке – неспроста собачку зовут именно Тутти, вероятно, от итальянского tutti «все» или tutto «всё». Тутти – повод поговорить обо всех и обо всём. Она становится символом – любви человека ко всем созданиям, заповеданной Творцом, и одновременно излишней привязанности к земному, от которой необходимо отказываться. Повесть Николаевой о борениях, в которых ежедневно пребывает верующий человек, и о его нелегком пути – балансировании на тонком канате с риском упасть в любую минуту.

Виктор Куллэ. Времена года. Стихи. Название поэтического цикла не случайно совпадает с названием произведения Антонио Вивальди. Собственно говоря, это попытка соединить стихи и музыку, передать мелодию словами.

«Холодно. Холодно. Холодно./ Ровная белая плоскость./ Прыгнула птица, нахохлилась,/ пробороздила полоску./ Рядом другая, десятая,/ тысячная зазвенела./ Ноты скворцов – как десантники/ с помолодевшего неба» (La Primavera, Allegro).

Юрий Каграманов. «Прошлое страстно глядится в грядущее». Замечания к будущему учебнику истории. Люди, от которых зависит будущее России, сейчас еще маленькие дети. Но то, какой быть стране, во многом зависит от того, что им расскажут в школе на уроках истории, ведь история – средство самоидентификации народа. «Есть и претензии общего характера к нынешним учебникам. Вроде бы мы живем в эпоху «после исторического материализма» <┘> но, похоже, авторы учебников не способны решительно с ним порвать. В усеченном, так сказать, виде он здравствует и сейчас: сдулась коммунистическая эсхатология, но остался тяжеловесный экономический детерминизм, которым и потчуют детей – предлагая им камни вместо хлебов».

Москва

Николай Ивеншев. Поза лотоса. Очень кинематографичная повесть. Прекрасные цветы, обнаруженные рыбаком Сергеем в искусственном водоеме, где он удит рыбу, по законам фильма ужасов, совсем не безобидные. Они не только не помогают Сергею поправить материальное положение, но оказываются монстрами, угрожающими мирозданию, потому что, со страшной скоростью разрастаясь, поглощают влагу. Казацкая припевка: «Что-то в горле дырындычит, надо горло промочить» – стала насмешкой, издевкой. Кинг. Стивен Спилберг. Продолжение следует.

«Что там в горле, больше всего «дырындычало» в носу. Вонь несусветная.

Отсутствие воды в первую очередь отключило все туалеты. Остались лишь сортиры в старых дворах. А в них всегда очередь. Пускали за деньги.

Вода все же была – небольшими порциями привозили в цистернах из соседних районов, из станицы Троицкой, йодированную.

И все же отсутствие влаги сказалось прежде всего на милиционерах.

Раньше они ходили крепкие да румяные, как капустные листы, похрустывали ремнями, папками, всем, чем могли. Милиция всегда усиленно питалась мясом. А мясо, как известно, требует влаги. Вот милиционеры и завяли».

Александр Храмчихин. Вооруженные силы России: цифры и факты. Согласно официальной пропаганде, Российская армия преодолела трудный период 90-х, время «позора и провала», сейчас происходит ее возрождение. Однако, по мнению заведующего аналитическим отделом Института политического и военного анализа, это утверждение излишне оптимистично. На практике выходит из строя техника, оставшаяся с советских времен, того, что производится сегодня недостаточно. Проблемы и с личным составом – переход к «профессиональной армии» может закончиться тем, что в России возникнет армия наемников, видящих в службе лишь средство обогащения. Они в случае необходимости не захотят защищать страну от внешней угрозы. «В целом тенденции в области военного строительства в РФ однозначно свидетельствуют о том, что в обозримой перспективе ВС РФ утрачивают возможность обеспечивать безопасность страны от внешней агрессии. Для изменения сложившейся ситуации необходимо создание новой концепции военного строительства, основанной на оценке реальных внешних угроз для РФ. На ее основе должны быть созданы новые подходы к формированию системы управления и структуры ВС, военно-технической политики, принципов прохождения службы личным составом, организации боевой подготовки. Исходя из этого и должно вестись военное строительство в России».

Юрий Максимов. В защиту благодатного огня. Реплика в бесконечной дискуссии о чуде, ежегодно происходящем в Великую субботу в храме Гроба Господня. Автор полемизирует с теми, кто отрицает божественную природу явления. Последовательно отвергая аргументы оппонентов, он вспоминает и другие регулярные православные чудеса, стремясь доказать, что регулярность таких событий никак не противоречит самой сути чуда как такового. Вот, например, что происходит на греческом острове Кефалония: «Здесь некогда была женская обитель, на которую напали пираты. Монахини молились о спасении перед иконой Божией Матери «Лонгобардская». И случилось чудо: когда пираты сломали ворота, они вместо монахинь увидели змей и в страхе убежали.

Теперь каждый год, строго в праздник Успения Божией Матери, в церковь, стоящую на месте монастыря, во время литургии приползают змеи со всего острова. На протяжении всей службы они находятся среди людей. Змей трогают, берут на руки, вешают на шею, но они никому не причиняют вреда. После службы они уползают из храма и не возвращаются до следующего года».

Октябрь

Юрий Петкевич. Крик. Рассказ. «Как обычно, мама отвела Нюрочку через дорогу к бабушке, а сама побежала на автобус. Вскоре и бабушка Люба ушла на сенокос в колхоз, а Нюрочка осталась с дедушкой. Погода ясная, и дедушка Яша решил выбраться на свежий воздух. На улице пылища, старик устроился за кустом сирени у крыльца и выглядывал через забор. Подготавливая дорогу, чтобы проложить асфальт, ревел бульдозер, и, стараясь его перекричать, ругались рабочие. Им помешали липы и клены у церкви, и завизжала бензопила. Дедушка Яша не мог смотреть, как пилят деревья, с которыми он вместе вырос, но и не смотреть не мог. Он дождался, когда последнюю липу спилили, и поспешил в дом, чтобы выпить рюмочку. Дедушка налил водки и выпил, глядя в окно на голую церковь, и еще налил. Тут ноги у него подкосились, и старик упал». Событий в рассказе всего ничего: умер дедушка, его отпевают, хоронят, в это же время рабочие через деревню прокладывают дорогу. Как оказалось, для того только, чтобы по ней с мигалками пролетел кто-то очень власть имущий. Здесь, как в хорошем кино, привлекает искусно сделанный «монтаж» – вот дедушка видит голую церковь и падает замертво, вот на нее смотрит бабушка, возвращаясь домой, вот «камера» показывает, как покойника несут в церковь и, по традиции, звенит колокольчик, вот она уже на реке, где в стогу сена от звона колокольчика проснулся дядя Веня.

Вячеслав Пьецух. Литературоведение против часовой стрелки. Апология литературы и писательского труда в наше насквозь коммерциализованное время. «Для пользы дела писать сейчас нужно норовисто, без оглядки на каноны и враждебное окружение, словно всё идет своим чередом и не было никакой IV русской революции, страну не покорила буржуазия с уголовными наклонностями, только-только наметилось поколение людей, которые нетвердо знают, кто такой Пушкин, и мечтают разбогатеть за счет бабушек, доживающих свой век на положении папертной нищеты. То есть писать нужно как бы против часовой стрелки, но не то чтобы вопреки времени, а не обращая на него никакого внимания, точно его и нет; будто по-прежнему люди читают Чехова, доброе имя дороже благополучия, соль земли – российский интеллигент». И вот так, при рассматривании литературы «против часовой стрелки» оказывается, что она «насущна, в частности, потому, что жизнь человека, в общем, ужасна и решительно не соответствует его статусу, если только он не согласен бытовать на положении говорящего барсучка. Следовательно, литература существует, в частности, для того, для чего отворяют окна душным полднем и включают электрическое освещение с наступлением темноты».

Преступление и наказание критики. В рамках Всероссийской научно-практической конференции «Журналистика в 2007 году. СМИ в условиях глобальной трансформации социальной среды» состоялся круглый стол «Литературно-художественная критика в современных периодических изданиях», где разговор шел о традициях отечественной критики и судьбе толстых журналов. В нем принимали участие преподаватели факультетов журналистики разных вузов страны и московские критики, пытавшиеся ответить на злободневные вопросы: должен ли критик реагировать на явления массовой литературы, способны ли критик и аудитория вести разговор на одном языке, почему толстые журналы теряют читателя и можно ли исправить ситуацию? Журнал публикует фрагменты беседы, предлагая читателю мнения, порой противоречащие друг другу. «Актер обращается со сцены к зрителю, критик обращается к мыслящему собеседнику. А собеседник, по моим ощущениям, все больше превращается в привидение, все больше становится прозрачным. С кем будет собеседовать критик, если аудитория вообще не готова вести содержательный диалог?» (Мария Ремизова) «Критика умрет, если не будет говорить с читателем, если она не научится с ним разговаривать» (Лилия Вильчек).