Ольга Медведева Михаил Левитин. Лжесвидетель: повесть-небылица. – М.: Текст, 2007. – 189 с.
Мировая история содержит больше вопросов, нежели ответов. К числу безответных относится еврейский вопрос, интерпретацию которого дает в своей новой книге Михаил Левитин. Скрываясь за жанром небылицы, «Лжесвидетель» окунает читателя в фантастический мир, который оказывается более реальным, чем сама реальность. Это скорее тонкая игра идей, чем произведение с прямолинейным сюжетом. Повесть состоит из двух частей. Композиционная точность и отсутствие второстепенных линий предсказуемы, если учесть, что автор – художественный руководитель московского театра «Эрмитаж» и режиссер.
«Хлопоты рейха», как явствует из названия первой части, связаны с теоретической разработкой и практическим воплощением идеи обустройства евреев. Фюрер уже устал убеждать мир, что им надо помочь – переселить в одно подходящее место, отделить от остального, не испытывающего к ним любви человечества, пусть размножаются, решают серьезные вопросы, пишут мемуары. Фюрер любит евреев даже больше, чем они его. Предполагаемое место переселения – остров Мадагаскар. Левитин создает атмосферу гротескной добродетели, а потом соскабливает ее как внешнюю и наносную, чтобы открылось темное и страшное, скрытое под оболочкой. В роли благодетелей древнего народа выступают Эйх*, Он (Фюрер)**, Хаген, Бор и другие. Их реальные имена указаны в авторских примечаниях: «*Адольф Эйхман – оберштурмбаннфюрер СС. Редкий гад. Виновен в уничтожении 6 миллионов евреев», «**Адольф Гитлер – фюрер Третьего рейха. Воинствующий антисемит и человеконенавистник. Чудовище» и т.д. Подобно тому, как в воображении Эйха беспомощные крокодильчики превращаются в огромных рептилий, по ходу действия открывается вся глубина зла, гнездящегося в человеке, на примере участников нацистской структуры. Ощущается глубокое погружение во внутренний психоз взаимоотношений членов организации, сложных сплетений личных и общественных мотиваций.
В созданном Левитиным мире присутствует анахроническое сочетание элементов, которое кажется умышленным. В предвкушении грядущих изменений все чем-то заняты: немцы в Праге выкорчевывают синагоги для перенесения их на Мадагаскар, фотографы вокруг прыгают и щелкают, фюрер увлечен войной на Восточном фронте. Повсюду царит нервное возбуждение. События, по замыслу автора, и не должны выглядеть реальными. Упорядоченность придала бы повести слишком осязаемую форму, вместо этого насаждается какое-то подспудное ощущение всеобщего хаоса, тревожное чувство, что все происходит неправильно. Напряжение разрывается взрывом. И каким! «Все-таки единственным верным решением этого парижского трибунала в загородном доме военного коменданта было военное решение. Остров сохранить, туземцев уничтожить, тела сбросить в океан или предать земле, когда газ уляжется». Арендованный у Англии торговый флот доставил евреев на очищенный от коренного населения остров. Антракт.
Жизнь в местечке Мадагаскар – во второй части с одноименным названием. Автор снова создает сюрреалистическую атмосферу: «Хамелеон прополз по ветке и остановился на уровне его лица, смело заглядывая в глаза. Надо было спасаться, но Захар боялся пошевелиться, не зная, что может прийти хамелеону в голову». Захар Левитин – главное действующее лицо, житель новосозданного местечка и отец автора повести. Его глазами читатель видит островную жизнь. Захар растерянно бродит по Мадагаскару, общается с его жителями. Поначалу кажется, что все увлечены деятельностью: дети резвятся в океане и кушают жареных жаворонков, взрослые молятся и ставят оперу «В раю». Постепенно радужные картины застилаются пеленой жуткого оцепенения. Указанные в примечании судьбы упоминаемых лиц повергают в недоумение: «Участники детской оперы лагеря Терезин. Убиты в Освенциме», «Арон Ройтман. Застрелен в Кишиневском гетто». Тревожность повествования достигает апогея, когда Захару встречаются грузовики с Левитиными – родственниками и однофамильцами автора, теми, кто погиб от рук фашистов, – 159 человек. Впрочем, настроение трагифарса благополучно выдержано до конца. Левитин скорее стремится затронуть определенные струны в душе читателя, нежели предложить альтернативную версию развития мировой истории. И ему это удается. Занавес.
