Вечное противостояние

Дружба народов

Георгий Гратт. Скажи мне, мама, до┘ Детективная повесть. Добропорядочного гражданина и университетского преподавателя литературы Николая Ивановича вызывают в органы. Его школьный приятель Альберт Михайлович, Алик Донгаров, найден мертвым в перелеске у железной дороги. Алика убили┘ Николай Иванович ошарашен этой новостью, но главное потрясение впереди... «В бодром состоянии духа Николай Иванович уже свернул на свою дорожку, когда его внимание неожиданно привлек посторонний, возившийся на его участке. Николай Иванович недоуменно оглянулся по сторонам. <┘> А тот меж тем продолжал деловито вскапывать чужой огород. Николай Иванович подготовил необходимый запас слов и выражений и решительно толкнул калитку, и лишь тогда незнакомец обернулся. Но тут Николаю Ивановичу пришлось совсем удивиться, потому что перед ним, улыбаясь, стоял Алик Донгаров». Кто же погиб в перелеске? Кому перешел дорогу простой советский служащий Альберт Донгаров? Ответы – в его прошлом.

Роман Сенчин. Тоже история. Автор, известный сюжетами на темы злободневно-политические, и здесь верен себе. Рассказ о том, как человек, случайно оказавшийся на митинге оппозиции, попадает в политический водоворот и уже не может выбраться из него. В буквальном смысле. «Николай Дмитриевич лез вместе со всеми в узкий проход между домом и перекрытым спуском в метро, спина вспотела и горела в ожидании удара. <┘> За мгновение из солидного уважаемого человека, из профессора и доктора исторических наук он превратился в одно из животных, которых куда-то погнали <┘> Николая Дмитриевича вели к стоящим вдоль тротуара «Уралам». Двери серых будок открыты, возле них мужчины в камуфляжах с каменными лицами и прозрачными, неживыми глазами. Как из фильмов про биороботов┘ Разговаривать, объяснять, ругаться бесполезно».

Елена Лапшина. Над безалаберною бездною. Хорошие стихи о любви и вере, в которых лирический герой стремится к отождествлению этих понятий. «Вьюжило, било, вертело/ так, что не видела рук./ Небо на землю летело,/ небо кружило вокруг.// И в этой мути молочной/ плыл, окликающий нас, тонкого хлада немолчный/ незаглушаемый глас.// Ранясь осколками льдинок,/ я все брела за тобой,/ чувствуя через ботинок/ небо под зябкой стопой».

Эмиль Паин. Культура – это судьба? Правда ли, что традиционное сознание народа определяет его судьбу? Российский менталитет – константа, обрекающая отечественную историю на вечное движение по порочному кругу, от периода либерализации к периоду закручивания гаек? По мнению этнополитолога, ситуация небезвыходная, поскольку традиционное сознание – величина не постоянная, оно зависит от условий существования народа. Меняются условия – меняется и сознание. Интересный пример – демографическое поведение: «У нас демографическое поведение частично изменилось, частично сохранилось. Изменилось в той части, которая касается рождаемости. <┘> Потому что это тесно связано с изменениями, которые произошли в последнее время: урбанизация, индустриализация, люди концентрируются в городах, утверждаются малые семьи. <┘> А вот смертность у нас осталась прежней, традиционной. То есть рождаемость у нас как в Европе, а смертность – как в Африке. Почему? Потому что смертность зависит от других институциональных условий, от тех, что определяют изменение отношения к ценности человеческой жизни как таковой. Оказалось, что даже незначительных перемен в странах – наших соседях по бывшему соцлагерю и коммуналке, называвшейся Советским Союзом, было достаточно, чтобы там изменились показатели смертности. <┘> Входя или готовясь войти в Европейский союз, эти страны были обязаны взять на себя обязательства, связанные с уровнем затрат на медицину и пенсионное обеспечение».

Звезда

Елена Андерегг. Маленькие рассказы. Автор пережила блокаду Ленинграда. «Маленькие рассказы» – зарисовки блокадных дней, лишенные пафоса воспоминая о пережитом, о времени, когда смерть и ужас были обыденностью. «Выйдя на площадь, увидела впереди своих соседей. Женщина вела на поводке собаку. Можно сказать, что это была не собака, а скелет от собаки – она еле передвигала ноги. <┘> За ними шел муж этой женщины. Он тоже еле двигался и все время что-то приговаривал. Когда я догнала их, услышала, как он говорил:

– Отдай мне собаку, я ее съем и останусь жив. Отдай мне собаку.

Женщина молчала.

<┘> Я увидела, что мужчина упал. <┘> Он умер. Женщина повернулась, подошла к нему, осела на ноги, склонилась на бок и умерла. Собака топталась на месте, жалобно тявкнула, легла на живот, вытянула лапы, понюхала воздух, потом еще раз тявкнула, положила голову на лапы и умерла».

К 65-летию победы под Сталинградом. Публикация и вступительная заметка Василия Христофорова. В материале, приуроченном к памятной дате, редакция предлагает читателю впервые публикуемый документ из центрального архива ФСБ – докладную записку секретарю Сталинградского обкома ВКП(б), отчет о том, что происходило в городе в период его частичной оккупации немцами.

В рубрике «Философский комментарий» – статья Леонида Столовича «Золотое правило» нравственности как общечеловеческая ценность». В последнее время все чаще раздаются голоса, отрицающие существование общечеловеческих ценностей. Однако, по мнению автора, релятивисты заблуждаются. С древних времен существует нравственный императив (с XVII века он стал называться «Золотым правилом»), который можно сформулировать так: «Веди себя по отношению к другому так, как ты хотел бы, чтобы он вел себя в отношении тебя; не делай другому того, что ты счел бы неприятным для себя самого». Это неизменный смысл сакральных книг самых разных народов.

Знамя

Леонид Зорин. Медный закат. «Прощальный» монолог завершает цикл монологов, публикуемых в журнале с 1997 года. «Медный закат» автобиографичен, здесь, как представляется, повествователь максимально приближен к автору. Это своего рода подведение итогов. Известный писатель и драматург, автор «Покровских ворот», «Царской охоты» и др. размышляет о своей жизни и творческой судьбе. «Я спрашиваю себя: что я понял? Совсем немного. Одно, быть может: что простодушие неоценимо. И что удача, в конце концов, только стечение обстоятельств. Что счастье – короткий укол, дарует его любовная близость, либо летучее прикосновение особой полноты бытия, особого единения с сущим – не успеваешь понять, что счастлив. А на поверку и длинная жизнь оказывается достаточно куцей, когда наступает ее исход. Чередованье ее сезонов с их усыпительным однообразием сжимает всякую протяженность – и видишь, как она коротка».

Сергей Ивкин. Кыштым. Очень живые и свободные стихи. По форме и по содержанию. С бесстрашием и безо всякого стеснения, гармонично поэт сопрягает высокое и низкое. Высокие смыслы он излагает с жаргонизмами, в ежедневной рутине прозревает вневременную суть.

«Я думаю, что после смерти, как/ в компьютерной «стрелялке», нам зачтется/ (не птичья поднебесная тоска,/ а) внутреннее наше благородство/ по отношенью к истине, к тому/ кому и как мы здесь в любви признались,/ б) как держались, уходя во тьму,/ как в совесть сублимировали зависть».

Юмор Владислава Ходасевича. Предисловие, публикация и комментарии Николая Богомолова. «В Мариенбаде. Дама лет 35, отливая бриллиантами, рассказывает подруге:

– Вы представить себе не можете, как бедный мальчик наивен и как меня любит. Он мне Ромэна Роллана дает читать! Вы подумайте, как он меня высоко ставит, что он обо мне воображает, если дает мне – Ромэна Роллана. Я даже пробовала читать. Но не могу, скучно. А он на меня просто молится». Ходасевич, предпочитавший представать перед читателем строгим и «всезнающим, как змея», оказывается, любил пошутить. Юмор специфический, местами, пожалуй, слишком тонкий и оттого – неуловимый. Но эти юмористические зарисовки ценны тем, что дают возможность снова подивиться наблюдательности Ходасевича, способности заметить абсурд в действительности и облечь увиденное в точное слово.

Иностранная литература

Февральский номер посвящен литературе Греции.

Костас Тахцис. Третий брак. Перевод Анны Ковалевой. «Мужчины – странные созданья, они устроены иначе, не так, как мы, женщины. Когда женщина любит мужчину, она отдается ему душой и телом, поклоняется ему как своему божеству, ей и в голову не приходит, что в то же самое время она может переспать с каким-нибудь другим мужчиной. Мужчины – другие. Они могут любить жену, восхищаться ею и одновременно крутить романы с десятком других женщин. Они полны любопытства, все будоражит их фантазию. Такова горькая правда, хотя я женщина, а не мужчина, мне трудно влезть в их шкуру и осознать это не своим, мужским сердцем. Я понимаю это только разумом, но в глубине души все они кажутся мне чудовищами». Тахцис (1927–1988) считается одним из самых ярких греческих писателей послевоенного поколения. Роман, опубликованный «ИЛ», в 60-е годы стал бестселлером. Причина популярности, по крайней мере среди женской аудитории, очевидна: героини от первого лица, перебивая и дополняя друг друга, эмоционально и просто повествуют о жизни. О женской доле, которая – не новость – оказывается нелегкой. О мужьях, любовниках и детях. О любви-ненависти, связывающей близких людей. О боли потерь, о минутах счастья, о сложных отношениях с Богом, когда в голове православные догмы крепко сплетены с народными поверьями и атеизмом. Роман удовлетворяет и страноведческое любопытство читателя – понятно, как жила Греция в 30-е, когда разворачивается действие.

В рубрике «Поэтическая антология» диахрония греческой поэзии – стихи поэтов разных поколений: «поколения 1930-х», «военного поколения», «первого послевоенного», «второго послевоенного», «поколения 1970-х», «поколения уединенной лампады»┘ Мильтоса Сахтуриса, Манолиса Анагностакиса, Кики Димулы, Михалиса Ганаса, Насоса Вагенаса. Антологию предваряет вступительная заметка «От «поколения титанов» к «поколению уединенной лампады»: греческая поэзия второй половины XX века» литературоведа, поэта, блестящей переводчицы Ирины Ковалевой. Греческий номер «ИЛ» состоялся во многом благодаря трудам Ирины, недавно ушедшей от нас.

«Каждый раз ты была от меня все дальше./ Все отчужденней. Жена моего брата/ беременная Андреасом/ а мне четырнадцать./ Той ночью в подполе/ ты держала треснувший кувшин/ и светила мне свечой./ Переливание, трудное,/ точно то была кровь – не вино/ в четыре руки/ не глядя в глаза/ а если твой или мой взгляд ошибался/ то тотчас раскаивался/ упирался в струйку/ эту хмельную нить/ что связывала нас как пуповина/ превращая хлеб и вино тел/ в причастие» (Михалис Ганас, перевод Ирины Ковалевой).

В рубрике «Из классики ХХ века» титаны греческой поэзии Одиссеас Элитис и лауреат Нобелевской премии (1963) Георгос Сеферис в переводах Ирины Ковалевой, Антона Нестерова и Софьи Ильинской.

«Судьба наша, расплавленный свинец, ее не изменишь/ничего не поделать./Лили в воду свинец под звездами и/пусть костры запылают». («Костры на Ивана Купала», Г.Сеферис)

«Внизу на гумне ромашковом/Пустились в безумный танец малютки пчелы/Солнце в поту рябится вода/Зернышки пламени падают неторопливо/Колосья высокие гнутся на смуглом небе». (Из книги «Солнце первое», О. Элитис)

Питер Макридж и Елени Яннакакис. Греческая литература в эпоху глобализации. Перевод с английского Игоря Мокина. Современную греческую литературу отличает стремление не обособиться, но вписаться в общемировой культурный контекст. Молодые авторы в большинстве своем «сознательно и безоговорочно» принимают все проявления глобализации и считают ее благом для их родины. «Литература и искусство современной Греции отходят от коллективизма и не зацикливаются на местной политике, а вместо этого проявляют интерес к индивидуальному, частному – тем самым в каком-то смысле приближаясь к общечеловеческому. Таким образом, когда по всему миру разрушаются культурные границы, греческая литература, как кажется, не остается в изоляции».

Москва

Игорь Дьяков. Врагу не сдается... Повесть основана на реальных исторических событиях. Автор пытается разобраться в причинах Русско-японской войны, гибели легендарного крейсера «Варяг», других внешне- и внутриполитических неудачах России. Для него корень всех проблем – в неистребимой отечественной коррупции и пресловутом «жидо-масонском заговоре». «Вот и парижская «Пресс» времен Цусимы: «Япония не одна ведет войну с Россией: у нее есть могущественный союзник – еврейство». Да, действует это племя заодно по всему миру и едино в своей ненависти к России». В том, насколько состоятельна такая точка зрения, разбираться историкам. Но патриотизм и горячность автора, с которой он стремится защитить честь русского офицерства, трогают.

Валерий Духанин. Размышления об основах православной культуры. Еще одна реплика в дискуссии о том, быть или не быть предмету «Основы православной культуры» в школьной программе. На этот раз читателю предлагается точка зрения кандидата богословия, преподавателя Николо-Угрешской духовной семинарии. Позиция однозначная: предмет нужен, потому что православие – основа отечественной культуры. Без обиняков говорится и о необходимости преподавать ОПК в неразрывной связи с изучением духовной составляющей православия, не превращать дисциплину лишь в культурологический семинар. Это не должно быть «изучение только внешних составляющих, допустим, только сухой истории главных церковно-исторических событий или внешних форм христианского искусства».

К 100-летию со дня рождения Александра Эртеля. «И опять я согласен с вами, что «беллетристика» (ох, не люблю этого слова!) или, лучше сказать, вообще искусство имеет главное свое оправдание вот именно в подъеме жизнедействующего начала, в том раскрытии горизонтов, которые столь повседневно замыкаются периодически господствующими теориями и предрассудками или бывают заслонены, может быть, и радостной, но уж слишком самодовлеющей непосредственностью, может быть, и роковыми, но все ж таки низменными заботами. Только к этому искусство, разумеется, сведено быть не может, но в этом его главное оправдание». В рубрике «Культура» материал, посвященный ныне незаслуженно забытому писателю и мыслителю Александру Ивановичу Эртелю (1855–1908). Журнал публикует фрагменты эртелевских «Писем» – эпистолярные труды Эртеля высоко ценили Бунин, Толстой, Чехов, Розанов и др.

Октябрь

Иван Волков. Желтая Гора. «– О дочь моя, все смертные – скоты./ Мне все известно о твоем кретине:/ Они никто не ценят красоты,/ Им хочется позора для богини./ Они в любви шуты и шулера,/ Ленивы до учебы и работы,/ Они едят стихи да анекдоты –/ Но здесь у нас, где Желтая Гора,/ От века неподкупные драконы/ Блюдут и помнят древние законы».

Поэма – разговор матери и дочери. Смыслов несколько – один очевиден (матери, как это часто бывает, не нравится возлюбленный дочери), другой проясняется с помощью комментариев, объясняющих, что Желтая Гора – вовсе не мифический топос сродни древнегреческому Олимпу, а вполне конкретное место в Саратове.

Алексей Евдокимов. Ноль – ноль. Остросюжетный роман. Интересно, несмотря на то, что это в общем-то взрослый вариант детской страшилки из серии «черная перчатка нашла твой подъезд, черная перчатка звонит в твою дверь». Вполне благополучный офисный работник Витька покидает контору с тем, чтобы туда никогда не вернуться. Его по пятам преследуют «эти». Витя прячется у знакомых. Но где бы он ни остановился, перевести дух ему не удается – его гонят вперед смс от доброжелателя, предупреждающие о приближении «черной перчатки». Что происходит? Вариантов несколько. Виктор участвует в одной из модных среди «белых воротничков» городских игр, цель которых – помочь офисным завсегдатаям разнообразить свою слишком спокойную жизнь. Он страдает манией преследования. А может быть, за ним охотятся на самом деле...

«Наверное, ЭТИ его услышали: голоса за спиной сделались громче, заметались фонарики. Витька наддал, уже не хоронясь. Позади гаркнули, посыпался топот.

Он вылетел в длинный коридор, по правую сторону которого тянулись окна с частично выбитыми стеклами в двойных рамах, по левую – редкие двери. И дверь в конце. Он добежал, толкнулся – заперто. Открывалась она в его сторону – не выбьешь».

В рубрике «Публицистика и очерки» материалы, посвященные фестивалю «действительного кино» «Кинотеатр.doc», который в конце февраля состоится в четвертый раз. О фестивале, о «новом натурализме» в документальном кино размышляют программный директор смотра Алена Солнцева, режиссер Марина Разбежкина и критик Виктория Белопольская. «Отчасти фильмы, которые объединены под маркой «Кинотеатра.doc», возникают как реакция на фальшь, транслируемую отовсюду, в том числе и с большого экрана. Чаще всего нам предлагают лживую концепцию мира, где главное – успех (жизненный, человеческий) и где эксплуатируется тема страдающего героя. А в связи с тем, что до сих пор доверие к публичному высказыванию высоко, такая позиция обществу в большинстве представляется верной. Однако жизнь намного интереснее жизнеподобия. И хотя место, которое занимает «действительное» кино в современном кинопроцессе, невелико, ленты данного направления куда честнее отражают сегодняшнюю жизнь человека» (Марина Разбежкина).