Стивен Фрай. Автобиография: Моав – умывальная чаша моя/ Пер. с англ. – М.: Фантом Пресс, 2007. – 608 с. (Серия The Best of Phantom).
Персонаж бессмертного и, разумеется, малоизвестного в России честертоновского романа, а именно досточтимый английский король Оберон Квин восклицал, впадая в экстаз, на первых страницах «Наполеона из Ноттинг-Хилла»: «Чувство юмора, неземное, тончайшее чувство юмора – вот новая религия человечества! <┘> Недалеко то время, когда вас будут спрашивать: «Вы чувствуете юмор этой железной решетки?» или: «Вы чувствуете юмор этого засеянного поля? Вы чувствуете юмор звезд? Вы чувствуете юмор заката?» О, как часто хохотал я над лиловым закатом!». За столетие юмор проник в душевые кабинки и в спальни пансионов для мальчиков, в классы и на школьные поля для крикета – оттуда и извлек его Стивен Фрай. Мистер Фрай – воплощение чисто английских манер, включенный газетой Observer в число 50 самых смешных людей за все существование человечества (что само по себе забавно), слуга Дживс из великолепного телесериала по роману П.Г.Вудхауза, борец за спасение южноамериканских медведей (чувствуете юмор?), наконец, просто милейший гомосексуалист (что тоже, разумеется, смешно). Кстати, меня всегда интриговало – почему это сериальный господин Вустер так боится женитьбы, а преданный ему Дживс что-то неубедительно врет о знакомых горничных. Так вот оно что!
Юмор Фрая нарастает постепенно, подобно приливу, и тем отчасти напоминает юмор великого и могучего Диккенса, у которого на середине толстенного «Дэвида Копперфилда» читатель, истративший оба выходных дня на подглядывание за перипетиями незадачливого мистера Микобера, внезапно начинает захлебываться от смеха.
Стивен Фрай – юморист в гораздо более легком весе. Подчеркивая отсутствие у себя музыкального слуха, Фрай тем не менее глубокомысленно и протяженно рассуждает о музыке: «Музыка – это все и ничто. Она бесполезна и беспредельна в ее полезных применениях. Музыка увлекает меня в края, полные безграничной чувственности и неосмысленной радости, доводя до вершин восторга... <...> Музыка заставляет меня писать такого вот рода бессвязную лабуду и нисколько этого не стесняться. Музыка – это на самом деле херня собачья. Вот наиболее точное ее определение». Или, например, о мужеложстве: «Занятие мужеложством неотделимо от гомосексуальности примерно в той же мере, в какой молочный коктейль с апельсиновым соком неотделим от...» Впрочем, от чего неотделим гомосексуализм, вы узнаете из книги «Моав – умывальная чаша моя», а чаша моя – предостеречь вас от другой напасти: стать жертвой юмориста.
Пользуясь словами того же Оберона Квина, высокий юмор, непонимание которого прежде означало полное поражение шутника, теперь становится его величайшей победой. Да, господа и дамы! Да, только плоские шутки вызывают аплодисменты и площадное ржанье, подлинный же юмор воспринимается в гробовом молчании, как некое благословение. Вот вы, например, чувствуете нервный юморок спикера парламента (не британского, нашего)? Вы смакуете нюансы в посланиях Президента Страны Чудес Молочных? Вам понятны бисквитные полунамеки телеведущих общественно-политических программ? Вы улавливаете хотя бы тончайший юмор моего доброго знакомого, заметившего при виде распеленатого младенца: «Подагры нет»? Обо всем этом нужно знать и помнить, читая лукавые признания Фрая: «Порой я и сам диву даюсь: зачем я трачу пропасть сил на лицемерие и притворство, когда столь многие из моих друзей, знакомых, врагов (если у меня есть враги) и людей полностью посторонних видят насквозь каждое мое побуждение, мысль, чувство». Но нет, не поддавайтесь на провокацию! Иначе, по словам другого юмориста – Велимира Хлебникова, «камни будут надсмехаться над вами». Посему, играя со Стивеном Фраем, сохраняйте невозмутимость. Чуть туповатое выражение лица тут тоже подходит. Если, конечно, оно у вас не врожденное.
Achtung! Будьте осторожны! Как подлинный юморист, Фрай чрезвычайно опасен. Ведь не просто же так за массивной, чуть сутуловатой спиной этого лондонского денди пораскинулись два черных перепончатых крыла – увлечение ЛСД и отсидка за кражу кредитной карточки. Фрай – мученик, философ, театрал, маньяк, негодяй и лицемер. Он написал чудесную книгу, фоном в которой служит его «голубенькое» (в обоих смыслах) отрочество, друзья и возлюбленные, учителя и, разумеется, он сам. И теперь он готов прикольнуться – над собой, над ними, над нами.
Напуская на себя вид брюзги, замечу вдогонку, что поклонникам прозы блистательного Михаила Кузмина фраевское поклонение фаллосу все же едва ли придется по вкусу. Однако когда ваш покорный слуга будет тихо умирать в своей постели, вернее, разыгрывать из себя умирающего, он хотел бы иметь на своей прикроватной полке кроме Диккенса, Честертона и Кузмина еще пару-тройку неплохих книг.