Воспоминание как путешествие внутрь себя

Дружба народов

Ирина Мамаева. С дебильным лицом. Повесть. «Татьяна сходила в магазин, купила продуктов – ей хотелось устроить что-то вроде романтического ужина при свечах <┘> Часы тикали. Татьяна сидела в темно-синем длинном платье, открывающем спину, в изящных туфельках, накрашенная, за накрытым на две персоны столом, с вином и свечами. Восемь, полдевятого, девять┘» В эпиграфе какая-то Аннушка просит Ирину написать повесть о любви, потому что ей срочно нужно все об этом знать┘ Получилось правдоподобно, по-житейски: незатейливо (ткань романа состоит из «элементарных частиц» отношений: «позвонит – не позвонит», «придет – не придет»), одновременно очень сложно и действительно познавательно – если и не обо всех превратностях нежного чувства, то о многих. О том, что любви все возрасты покорны. Что все ее ищут. Умственно отсталые дети-сироты. Взрослые мужчины и женщины. Студенты... В хитросплетениях человеческих чувств сложно разобраться, оттенки переживаний трудно различить. Единственное, что наверняка удастся понять Аннушке, – у влюбленных людей всегда «дебильные лица»: то ли болезненно глупые, то ли безумно счастливые.

Елена Елагина. Между совой и жаворонком. Хорошие стихи о времени и пространстве, которые принято называть жизнью, и о безвременье и бесконечности, именуемых «творчеством».

«От прозы кайф другой, но и его не хватит/ Ту жажду утолить, наполнить черный ров,/ Когда, как вал, волна девятая накатит,/ И думаешь, дрожа, что не спасет ни кров./ Ни тысячи томов и снов библиотеки,/ Ни мании ума. Ни ужас быть смешной┘»

Яна Джин. Поцелуй воды. С английского. Пронзительные стихи о любви и боли утраты, написанные американской поэтессой грузинского происхождения в память об отце Нодаре Джине.

«Я воскресаю./ Я иду ко дну./ Я покидаю, словно аист, крышу./ Настроенная на твою волну,/ я больше ничего уже не слышу».

Леонид Теракопян. Литовский конспект, или Погружение в Атлантиду. Критик размышляет о литовской литературе – предмете, широким современным читателем вряд ли хорошо изученном. В частности, речь идет о писателях – Йонасе Авижусе, Миколасе Слуцкисе, Альфонсасе Беляускасе и др. Их книги дозированно поступали в Россию в советские годы, вроде бы бодро потянулись сюда в перестроечные┘ Но сегодня эти имена в РФ практически не известны.

Знамя

Роман Сенчин. Лед под ногами. Актуальный, а в современном политическом контексте даже злободневный роман о разочаровании в новейшем российском капитализме и опасении, что за материальные блага придется расплачиваться свободой.

Рок-музыкант Денис Чащин приехал в Москву в 96-м. Жил неприкаянно, скитался по друзьям и с растущей злобой наблюдал, как его рОковые кумиры «меняют протест на присягу», выступая на агитационных концертах под лозунгом «Голосуй или проиграешь»... Со временем Ден и сам отказался от протеста: забросил музыку и сменил грязные джинсы на приличный костюм, устроившись на работу в редакцию модного московского журнала. Беспросветность бездомной жизни сменилась беспросветностью размеренного существования, сводимого к нескольким постоянным: работа – дом – ежепятничные «отрывы» – ежесубботние уборки и наполнение холодильника товарами из супермаркета. Сумятицу вносит бывший одноклассник Дена Димыч, горящий желанием менять строй. Именно с этой целью он и приехал в столицу. Димыч знакомит Дениса с пламенными московскими революционерами из молодежного союза при какой-то партии. Союз возглавляет харизматичный персонаж по имени Сергей, на каждую реплику которого его сторонники неизменно скандируют: «Ура!». С удивлением Денис замечает, что его увлекает политический водоворот┘

Геннадий Русаков. Через трещины времени. Стихи. Размышления о прошлом, настоящем и будущем России. Автор не скрывает пессимистических настроений: прошлое привело к существующему сейчас «разладу бытия», который, в свою очередь, не сулит ничего хорошего в будущем.

«Нас мало для страны. Мы гибнущий посев./ Эй, хазарянок нам с их многоплодным чревом!/ Пускай они придут и сядут, обрусев,/ тетёшкать татарчат под вологодским древом. <┘> Россия, ты умрешь и встанешь в новой боли./ Тебе неблизкий путь, зато наверняка/ взойти твоим хлебам, одеться вечной голи./ В полупустой стране что бабам не рожать?/ Тут места сорванцам – от моря и до моря./ Но только никуда потом не убежать/ ни для иной любви, ни для иного горя┘»

Александр Храмчихин. Путешествие из Москвы в Россию. Москва – не Россия. Автор знает это не понаслышке – по долгу службы он побывал во многих регионах РФ и заметил: столичные стереотипические воззрения на остальную Россию не выдерживают испытания реальностью. В частности, националистические настроения совсем не так сильны на российских просторах, как это представляется в столице. Да и вопреки московскому мнению народ в стране живет сейчас лучше, чем в советское время. Показательно, что чем дальше от Первопрестольной, тем благополучнее – «самое тяжелое впечатление производит отнюдь не сибирская глушь, а области, непосредственно прилегающие к Московской. <┘> Москва просто «высасывает» отсюда все живое, и людей, и деньги». Автор очерка создает выпуклую картинку страны, но подчеркивает, что не претендует на истину ни в последней, ни в первой инстанции. «Я лишь описал СВОЮ Россию. У меня она вот такая».

Иностранная литература

Тема 12-го номера – «Писатель путешествует». В книжке собраны эссе литераторов отечественных и зарубежных, современных и живших несколько веков назад. Читателю предлагается перемещаться с писателями в пространстве и даже во времени, с тем чтобы проверить тезис, выдвинутый неутомимым вояжером Петром Вайлем во вступительном «Слове в пути»: «Путешествие – вовсе не поиск незнаемого. Путешествие – способ самопознания».

Влодзимеж Ковалевский. Авторский вечер. Рассказ. Перевод с польского О.Катречко и М.Габачовой. В рассказе польского прозаика повествование ведется от лица некоего солидного господина, знаменитого писателя, направляющегося в городок Алленштайн провести там авторский вечер. «Он ехал в этот город за двумя границами не столько ради экзотики Восточной Пруссии, сколько по той причине, что не умел отказывать настойчивым просьбам, – недостаток, с которым он безуспешно пытался бороться десятки лет. Министр фон Каниц, родом из тех краев, так досаждал ему телефонными звонками и письмами, что в конце концов пришлось сдаться». Поездка не предвещает автору «Будденброков» и «Волшебной горы» (почтенный литератор окажется не кем иным, как Томасом Манном) ничего интересного. Но на тебе – в толпе встречающих на перроне он замечает свою бывшую любовницу┘

Арис Фиоретос. Строчки из России. Перевод со шведского А.Бердичевского. Шведский исследователь творчества Владимира Набокова прилетает в Петербург прогуляться по набоковским местам, а заодно прочувствовать местный колорит. Прочувствовал:

«Озадаченный, я направился к выходу. Но не успел я пройти и нескольких метров, как путь мне преградил охранник. Стало совершенно ясно, что он не собирается выпускать меня из гостиницы. <┘> Именно в тот момент я и увидел их между его пальцев: два безжизненных тела на улице, лежавших перед небрежно припаркованным «рендж-ровером», водитель которого упал грудью на руль. Не могу отрицать, что на сцене лежал налет театральности. Ближайшие полчаса я вместе с другими постояльцами прижимался носом к стеклу и следил за работой одетых в штатское милиционеров».

Льюис Кэрролл. Дневник путешествия в Россию в 1867. Фрагменты книги. Перевод с английского и вступление Н.Демуровой. Еще одно заграничное воспоминание о России. Это отрывки из путевого дневника клирика Чарльза Латуиджа Доджсона, более известного под псевдонимом Льюис Кэрролл, запечатлевшего детали визита автора «Алисы» в Россию в 1867 году. Основное место действия – Москва: «5 или 6 часов мы бродили по этому удивительному городу – городу белых и зеленых кровель, конических башен, выдвигающихся одна из другой, словно в подзорной трубе, городу золоченых куполов, где, словно в кривом зеркале, отражаются картины городской жизни; городу церквей, которые снаружи похожи на кактусы с разноцветными отростками (одни венчают зеленые почки, другие – голубые, третьи – красные с белым), а внутри все увешано иконами и лампадами и до самого потолка расписано красочными фресками; и, наконец, городу, где мостовые изрезаны ухабами, словно вспаханное поле, а извозчики требуют, чтобы им надбавили 30 процентов, «потому как сегодня Императрица – именинница».

Сьюзен Сонтаг. Ожидание Годо в Сараеве. Эссе. Перевод с английского В.Голышева. Писательница вспоминает, как ставила пьесу Беккета с полуголодными артистами в осажденном и полуразрушенном Сараеве. «Часто задавали мне и другой вопрос: кто пойдет смотреть «В ожидании Годо»? Да те же, кто пошел бы смотреть «В ожидании Годо», если бы не было осады. <┘> Как талантливые артисты остались в Сараеве, так осталась и культурная публика. Разница только в том, что и актеров, и зрителей по дороге в театр и из театра может убить или изувечить пуля снайпера или мина».

Тобайас Джордж Смоллетт. Путешествие по Франции и Италии. Фрагмент книги. Перевод с английского и вступление А.Ливерганта. Знаменитое «Сентиментальное путешествие» оптимист Стерн написал, пародируя гораздо менее известную современному читателю книгу пессимиста Смоллетта. «Такого понятия, как чистоплотность, в этой стране не существует. <┘> Еще больше, чем чистоплотности, этому народу не хватает утонченности – следствия чистоты ума. Им совершенно неведомо, например, то, что зовется у нас благопристойностью. <┘> Итальянская signora, нисколько не стыдясь, сообщит вам, что в такой-то день она начинает лечиться от сифилиса <┘>. Когда одна моя знакомая француженка отправлялась в укромное место, ее поклонник, ни на шаг не отходя от двери нужника, развлекал ее всевозможными bons mots».

Новый мир

Александр Мелихов. При свете мрака. Роман. Дон Жуан или Абеляр в возрасте и, вероятно, на пенсии то ли грезит, то ли вспоминает бывших возлюбленных. А я вспоминаю фильм «Распутник», где прикованный сифилисом к постели англичанин, граф Рочестер в исполнении Джонни Деппа, вспоминает, в свою очередь, собственные беспутства, доведшие его до такой жизни. Ассоциация преследует неотступно, но в романе не все так мрачно, отечественная версия – не о распутстве, а о любви: «Даже безоружный я буду служить женским грезам, что бы ни открылось мне при свете мрака. Лишь бы только обезоруженная любовь сумела подарить нам блаженную слепоту».

Виталий Новожилов. Счастье сидящего на облачке кота Василия. Рассказ об эмигрантских злоключениях, усугубленных немецкой оккупацией, семьи «вождя Белого движения» Антона Иваныча Деникина. Фабула незамысловата, но рассказ не без изюминки – она в остроумном нарративном приеме: повествователь – любимый деникинский кот Василий, на том свете вспоминающий о днях земных. Васька по-человечески остроумен, по-собачьи предан хозяевам, по-военному наблюдателен, по-эмигрантски интеллигентен и почти по-набоковски виртуозен во владении русским языком: «Щедрым презентом судьбы были короткие остановки, и я позволял себе тогда удаляться в травы по естественной, миль пардон, нужде. Я жадно вдыхал запахи трав и цветов, из глубины коих вдруг тянуло мышьим ароматом, а также досугом и сладостной дремой довоенных дней. <┘> Но, увы, нужно бежать далее, ибо тевтон следует по пятам».

В рубрике «Опыты» – опыт биографии: «Все, что называется биографией» Михаила Бутова. Разница между книгой воспоминаний и опубликованными дневниковыми записями, которые автор и не думал когда-нибудь вынести на суд публики, очевидна. Заботясь об интересе читателя, мемуарист всегда подчиняет материал определенной идее, «заковывает» события в сюжетную рамку и последовательно, даже в ущерб правде жизни развивает сюжетные линии по законам литературного повествования. Присутствуют зачин, кульминация, развязка. В дневниках, не рассчитанных на читателя, автор описывает какие-то затронувшие его моменты, но в дальнейшем, к неудовольствию читателя, жаждущего продолжения, бросает их, если они перестали его интересовать. «Биография» Михаила Бутова – опыт написания такой литературной биографии, которая создается по законам дневника c его непоследовательностью, отсутствием законченных сюжетных линий. «Настоящему, масштабному литератору полагалось бы, если он пишет о себе,

о своих впечатлениях, постижениях, случившихся с ним вещах, найти для них некую обобщающую смысловую структуру, превратить свой образ, образ своей судьбы – ну, например, в призму, в которой преломлялась бы эпоха... <┘> Все, что я способен написать, остается лишь путевыми заметками о путешествии, которое неизбежно закончится – и в точке такой же случайной, как и та, где оно начиналось». И в этом путешествии важен каждый момент сам по себе, а не то, как он вписывается в общую картину.

Октябрь

Андрей Балдин. Наблюдение Стамбула. «Поездка в Стамбул стала вторым этапом экспедиции, которая была задумана как повторение пути московского миссионера Стефана Пермского (XIV в.)». К тому же русская история XIV века немыслима без Константинополя, «тогдашней столицы мира». Эти соображения привели автора в раскаленный летний Стамбул, где перехватывает дыхание: от жары, но чаще – от эстетического шока. А святая София и вовсе на минуты лишает дара речи. К счастью для читателя, способности излагать свои впечатления на бумаге Андрей Балдин не лишился.

Большую часть 12-го номера занимает рубрика «Новые имена». Журнал предоставил возможность «высказаться» начинающим литераторам: Дмитрию Иванову, Ларисе Йоонас, Дмитрию Аронину, Виктору Каденко и др. Самый представительный текст – киноповесть Дмитрия Иванова «Команда». Это ремейк «Молодой гвардии» Александра Фадеева на современном материале. Провинциальный городок Краснокумск не без помощи взяточников-милиционеров захватывают исламские экстремисты. Пока федералы координируют усилия и разбираются в обстановке, террористам противостоит молодежное подполье Краснокумска «Команда». В «роли» Олега Кошевого – самый модный диджей города Алик Куренной, в «роли» Ули Громовой – серьезная и «даже неприступная» девушка из Ставрополя Марианна Хромова. «Партию» Любови Шевцовой исполняет «шаровая молния в юбке» («правда, юбки она носила чисто условные») Людка Швецова, «партию» Сергея Тюленина – краснокумский хулиган Андрюха Тюменев. В «роли» старшего товарища подпольщиков Матвея Шульги – «мент позорный» участковый Шульгин, «на деле оказавшийся отличным мужиком»┘

Значительный блок текстов составляет рубрику «Волошинский фестиваль». Речь идет о Пятом международном Волошинском фестивале, прошедшем в крымском Коктебеле. О мероприятии рассказывает «неизменный соучастник» фестивального действа Станислав Минаков: «Фестиваль в Коктебеле – некоммерческий и проводится в традициях Серебряного века, когда литераторы приезжали в Крым на собственные средства отдыхать, а по вечерам собирались на веранде дома Волошина читать стихи и общаться. <┘> В фестивале приняли участие более ста поэтов из семи стран». В рубрике представлены тексты некоторых участников: стихи Любови Лебедевой и Валерия Земских, рассказы Евгения Касимова и Владимира Нечаева. Жаль, что в подборке отсутствуют произведения победителей.