Человек человеку хант

Из века в век. Поэзия хантов, манси и ненцев: Стихотворения/ Сост., справки об авторах С.Н.Гловюка, С.Б.Мартовского, А.С.Тарханова; предисл. С.Н.Гловюка, А.Л.Митрохиной. – М.: Пронат, 2007. (Из века в век. Поэзия народов кириллической азбуки)

Народы, фрагменты поэзии которых представлены в книге, относятся к угро-финнам, их предки ушли за Урал от монголо-татарского нашествия. Ханты-остяки и манси-вогулы расселились по берегам Оби, Иртыша и их притоков. Севернее этих племен обосновались ненцы. Что мы знаем об этих соотечественниках? Да практически ничего. Останови прохожего, спроси. Вспомнит почему-то анекдот про чукчу или выдаст, что они язычники, охотники и рыболовы. Об истории и культуре этих народов среднестатистический россиянин, а тем более иностранец^ знает мало. Потому что народы малые.

Вышедшая книга архиважна. Но ее тепла не хватит для выживания в ледяных равнинах книжного рынка. То, что она – одна из немногих и, увы, обреченных ласточек, понимают даже составители. Поклон их труду.

Югра была присоединена к Московскому государству после похода Ермака, но первый букварь на языке манси был создан советскими лингвистами в 1932 году. Конечно, на основе кириллической азбуки. Литература стала развиваться, появились нацписатели. Многие из них, кстати, выучили русский язык, остальных добротно переводили. Вообще если судить по книге, то человек человеку – хант, товарищ и брат. А Север – отец родной. Поэтому ничто ханты-мансийское нам не чуждо. Об этом, например, написал Владимир Волдин: «Всех людей мы называем – ханты./ Ханты – русский, ненец и узбек,/ Потому что это слово – ханты –/ В переводе значит человек».

В текстах, естественно, встречаются диалектные слова: нарты (сани), урман (глухая тайга), совик (одежда из шкур), малица (меховая рубашка). Нередко прорастают сквозь текст характерные особенности: полярное сияние, работящая Обь-река, ягель, юрты, чумы, белковщики, буровые и даже длиннорублевые геологи. Лето укладывается буквально в трое суток. Остальное время – зима, зима, зима┘ Низкие температуры, минорные мелодии метелей, нескончаемые вьюги и бесконечный снег. Шаман-погода!

Есть у поэтов Югры важная особенность: они знают два хорея. Причем тот, что является двусложной стопой с ударением на первом слоге, почти вторичен. Ведь хореем называется длинный шест для управления оленями. А олени, как известно, лучше┘ И самый уважаемый человек в тундре – оленевод (ясавэй). Это доказывает Леонид Лапцуй: «Захотел стать ясавэем –/ научись беречь оленей,/ научись владеть хореем/ и навек забудь о лени┘» Олени, кстати, – не только рога и шкуры. Голова оленя – «чудо и сокровище земное». К тому же «этим лакомством чудесным угощать хозяин будет только истинного друга», просвещает читателя Микуль Шульгин. Он даже в колыбельной песенке упоминает деликатесы: «Отец придет с охоты/ и угостит сыночка/ печенкою оленьей,/ оленьим костным мозгом┘» Местные женщины арканят любимых, как оленей, их дети учатся ползать именно на оленьих шкурах, а потом и живут с оленями в ногу: «Жизнь – дорога через тундру. Хорошо бегут олени!» (Мария Вагатова). Если же сбиваются с прямого пути, значит, просто упускают свою упряжку.

Описания природы, а также охоты и рыбалки проходят не красной нитью, а гарпуном и дробью сквозь всю антологию. Тут тебе и подледный лов, и добыча песца, и горностая. И даже полярной совы! Рыба для северян – тоже хлеб, но, как и положено, царь реки, конечно, – осетр. А царь тайги – медведь. Этому тотемному зверю по заслугам перепало много внимания и почитания. Поэтому медвежатину едят осторожно: «┘Лишь палочками можно,/ Руками – никогда./ Идут запреты эти/ С прадедовских времен:/ Пусть батюшке-медведю/ Покажется, что он,/ На сучья натыкаясь,/ В родном лесу бредет┘» Поэты рассказывают и о выделке медвежьих шкур, и о том, что клык животного является талисманом. По стихам можно получить представление про некоторые обычаи и обряды. Оказывается, чтобы жить с медведями в мире, когти убитого топтыгина рекомендуется прятать в кору ели. Вот ведь уважение какое!

Поэтический голос поэтам, включенным в сборник, ставил «ветер железный в полярной ночи». Верится, что любой из них умело ходит на лыжах и метко стреляет. Чтобы выживать в суровых краях, приходится быть сильным. Но как вообще удается рифмовать в таких условиях?! Только чудесным образом, как Матвей Новьюхов: «Гикнет ненец, упряжка рванется/ На просторы уснувших снегов./ Нет, не скоро поднимется солнце/ Над кустами оленьих рогов».

Запомнились, наполненные виной, подробные стихи Романа Ругина о детстве во время Великой Отечественной, когда приходилось ловить снегирей и готовить их в пищу: «А когда побольше наловлю,/ Мы варили дома их в котле./ Слаще никакому королю/ Есть не приходилось на земле!/ Помню чашек жирные края┘/ Ела мама, ела вся семья,/ И гордился, радовался я,/ Что добытчик, что охотник я┘»

Земли хантов, манси и ненцев действительно богаты. Поэт Владимир Волдин фиксирует это: «Везде рассыпано добро:/ Хрусталь, алмазы, серебро!/ И на сосны ветвистых лапах/ Югорской нефти свежий запах». Но жизнь этих народов трудна. А как иначе можно воспринимать такую строку из стихов Юрия Вэллы: «Сегодня радость в стойбище/ Большая –/ Мой дядя в чуме телевизор/ Поселил┘»? С другой стороны, на Северах вряд ли находит понимание уклад жизни мегаполисов и заграницы. Другие параллели и меридианы┘ И только перелетные птицы как-то балансируют между полушариями планеты. Прав Микуль Шульгин: «От высоких кедров, от лугов Приобья/ Передайте, гуси, Африке привет!» Ну и нам! Транзитом┘