Особенный изгиб Вселенной

Александр Ткаченко. Сон крымчака, или Оторванная земля. – М.: Хроникёр, 2007. – 327 с.

Есть книги, которые словно бы сами себя пишут, создают, строят. Как есть в мире очарованные точки, места силы, естественно и необходимо берущие как некую крепость пространство слова.

«Сон крымчака» принадлежит к книгам этого ряда. Во-первых, это легендарный и раноцветущий Крым, всегда «козырный», отчаливший в неизвестность, но и незыблемый, как некий сжатый материк. Во-вторых, это пространство, огромное внутри, развертывается перед нами в какой-то необыкновенной перспективе.

Так набело и без единой помарки пишется, вернее – записывается – стихотворение. Есть в книге и такие вот стихи, ведь автор прежде всего – поэт.

Хотя тут он выступает и как ученый, этнограф, историк и просто как незаурядный рассказчик или сказитель, говоря на старинный манер.

Бывают нечаянные, но вовсе не случайные сближения, читая книгу Ткаченко, я в который раз вспомнил и тут же взял с полки другую книгу, классическую и внеположную, – «Изящные мастера» Бориса Шергина.

У Ткаченко – магический и завораживающий Юг, у Шергина фантастический Русский Север, другая страна других загадок. Но книги эти – одного корня. Потому что и в «Изящных мастерах», и в этой крымской мистерии запечатлен некий особенный изгиб Вселенной, уникальный и всемирный одновременно, – история народа, вернее большой семьи, в которой быт неумолимо сливается с бытием и чреват физическим исчезновением.

На ум пришли и другие, в чем-то родственные творения – «Сто лет одиночества» Маркеса, «Взгляни на дом свой, Ангел» Томаса Вулфа, «Камарг» Ивана Бунина и даже «Тлён, Укбар┘» вечно ускользающего энциклопедиста Борхеса.

К чему б явиться подобным сближениям. Да все не так просто. Ткаченко, погребая эпоху, одновременно – явлением этой книги – дарит ей иную, не менее достоверную жизнь. Мало ли куда вихрем будет занесена эта вот цветочная пыльца и что в итоге выйдет из этого.

«Это не рок, не судьба, это преступление на все времена, из которых выпал целый народ с его историей, культурой. Так уничтожались крымчаки. Прошедшие долгий путь от девяти десятков дворов в Карасубазаре в XIII–XIV веках до до 10–12 тысяч человек к началу тысяча девятьсот сороковых. ┘Скоро крымчаков не будет вообще. Есть такая точка в каждом небольшом народе, после которой ему не восстановиться биологически. Конечно, он останется, растворившись в других людях, но этих и этого уже не будет┘»

«В настоящее время крымчаков осталось несколько сотен человек. Сейчас их мифологическая память гораздо важнее реальной жизни народа в прошлом».

Тут звучит серебряный рожок последнего отчаяния. Но это же и охотничий рог. Мы живем в новую эпоху, чреватую – по мнению людей сведущих – едва ли не новыми Колумбовыми открытиями. Есть бродячие сюжеты в мировой истории, вечные, как сама эта история. Один из таких сюжетов – как несколько десятков семей дали ход рождению гигантского царства. В этом сюжете, сколь бы он ни был привлекателен, фундаментальным остается прежде всего трагический колорит. Где же эти царства? Где же эти города изящных и прочих мастеров? Собственно, Александр Ткаченко написал книгу о своей «большой семье», корни которой теряются в столетиях. Что говорится о дальних предках крымчаков в одной из энциклопедий? Да как-то легко и непринужденно возникают даты с изящным уточнением – «до н.э.».

Но, ей Господи Царю, во всех нас, если не соврать, до сих пор загадочно сказывается и царствует нечто, что действительно «до нашей эры». Ведь наша не исчерпывает всего, а премудрость ее, как сказано, безумие перед Богом. Мы живем на грандиозных руинах, не успевая хоть как-то осознать, с чего бы это да и как мы тут оказались. Потому что в нас самих господствует всякий раз иная «власть руин», скрытая от рутинной статистики, мистическая и неодолимая.

«Сон крымчака» – это своеобразный роман-пунктир или же поэма в прозе с ярко выраженной тенденцией: забросить в будущее хотя бы несколько десятков ярких (почти персидских) миниатюр, которые могли бы там развернуться в эпическое живое полотно. Как и для чего? На этот вопрос не существует простого ответа. Мало ли какие горные дороги выберет будущее для того, чтобы, заглянув в глаза чудовищ, дать ровный и верный ход Колесу.

Любой читатель, кто дерзнет прочесть эту красивую и трагическую книгу, прежде всего изумится, как же ничего не знал об этом досель? Но мир таинственен, и нечто открывается только в свой час. Может быть, когда это необходимо для общего спасения, выживания, возрождения. В этой книге много всего, веяние пестрой, богатой, вечно древней жизни причудливо ждет за каждым поворотом.

И вот одна из непридуманных историй как-то наособицу ложится на сердце. Впрочем, каждый будет вправе избрать то, что ему вровень и впору. Я же имею в виду маленький шедевр «Жонглер Коко». Это, конечно, история любви и, естественно, история бессмертия, до крайнего предела сжатый «греческий» роман. Лео Перуц, пожалуй, сделал бы из этого страниц сто завораживающего чтения. Но у Александра Ткаченко в данном случае другие задачи. Он не собирался хоть немного, да качнуться в сторону «бестселлера». Ведь это книга семейной памяти.

Время неделимо, вот что выносишь из этой книги. И парадоксальный подзаголовок «Сна крымчака┘» – «книга исчезающего народа» – не столь уж плачевен, как могло бы показаться. Это едва ли не первым почувствовал Георгий Гачев, написавший своеобразное предисловие-комментарий к крымчакской мистерии Александра Ткаченко. «Чем же привлекателен космос крымчаков в реконструкции, живописании Ткаченко? Это – мир без отчуждения, малый, уютный и теплый. Тут все друг друга знают, переплетены соседством и родством. Если портной тебе шьет, то не за страх и не за деньги (только), но за совесть и честь мастера┘ Читать рассказы «Окнами во двор», это как «Вечера на хуторе близ Диканьки» – тоже посиделки, неистощимые, перебивающие друг друга голоса, предания, даже мифы, и страшненькие, а и чудесные вызволения и избавления┘»

Вроде бы сейчас вот этого-то и нет или ничтожно мало┘ Да как сказать. Пространство мира сжимается, теперь легко достижим любой угол планеты, почти столь же доступны какие угодно сведения, включая «новые сведения о человеке». Но вот это «сжатие» чудесным образом превращает человека в «орган живой».

Осталось добавить, что «Книга исчезающего народа» дополнена прекрасными старинными фотографиями. Правда, подписи под иными из них – страшны. Вот чудесные девичьи лица. «Ева Хендер, Дина Лосева, Роза Кокуш, 1940 год. Расстреляны в декабре 1941 года во рву».

Есть сны обычные, а есть вещие. В вещих снах время движется в обратную сторону и часто можно увидеть будущее. Так писал священник Павел Флоренский. Есть тайна в этом премудром высказывании. Но мне кажется, что эти слова напрямую соотносятся с книгой «Сон крымчака┘».