Андрей Коровин. Поющее дерево: Стихи. – М.: Изд-во Р.Элинина, 2007. – 52 с.
Поэт-традиционалист, хотя бы раз не попытавшийся вырваться за пределы отработанной до автоматизма силлаботоники, – столь же нелеп, как верлибрист, не написавший ни одного регулярного стиха.
Известный московский культуртрегер Андрей Коровин – поэт традиционной, «рифмованной», школы, однако стихи последних двух-трех лет убеждают: стихотворцу уже тесно в жестких пределах регулярного стиха, все чаще в творчестве Андрея случаются «попытки к бегству» – тут и обращение к поставангардной традиции, экспериментам со звуком и графикой стиха, наконец, к верлибру. Ни авангардный опыт, ни верлибр не отменяют и не разрушают классической традиции. В случае Коровина – новый поэтический опыт Традицию дополняет и освежает.
Довольно смелый шаг для поэта-традиционалиста: первую свою «столичную» книгу А.Коровин составил исключительно из свободных стихов.
Верлибр Коровина, однако, лежит в отдалении от нынешнего московского свободного стиха с его усложненной семантикой и брутальностью сюжетов. Выраженный лиризм, пейзажность, ясность коровинского верлибра отсылают скорее к поэзии Арво Метса.
Впрочем, у Коровина чуть больше повествовательности в стихах, чуть меньше созерцательности, нежели у Метса, но больше насыщенности сочными красками: «барбекю говоришь/ и чайки кружат над холодным морем/ маяк внутри маяка напоминает зиндан/ нафига мы жжем электричество/ где эти чертовы корабли/ вчера подводная лодка/ села на какую-то мель/ посылали SOS во все стороны/ потом плюнули сели пить/ прислали за нами шлюпку...»
Или вот: «Швеция это такая страна/ где живут бородатые пингвины/ они селятся мелкими кучками на прибрежных скалах/ и с удовольствием пьют зимние вина из Атлантиды...» Очень точное наблюдение. Я знаю всего одного шведа. Он действительно бородат и немного похож на пингвина. И выпить не дурак.
Верлибры московского поэта посвящены трем основным темам: 1) любовь, Любовь, ЛЮБОВЬ; 2) море, Море, МОРЕ; 3) крым, Крым, КРЫМ. Именно так: каждая из тем развивается по нарастающей и в конечном итоге все три сливаются вместе в некий единый сюжет: «я сотворяю мир/ по образу и подобию своему/ а значит в мире моем/ должны быть Бог и возлюбленная/ горы и океаны/ любовь и поэзия/ должны быть в мире моем// а больше мне ничего и не надо».
Мир Коровина состоит из Любви. Любовью к женщине он дышит взахлеб. А иначе ведь и нельзя: «я измеряю женщин/ китайскими колокольчиками┘// самое главное в женщине/ это история ее души/ не глаза или попка/ не губы и грудь/ а сколько тысяч ли/ прошагала ее душа/ для встречи с тобой...» Собственно, «Поющее дерево» – это даже не сборник стихов, а цельная, неделимая поэма – с завязкой, кульминацией и развязкой.
О братьях-поэтах, впрочем, стихотворец не забывает: все лучшее им – и женщин, и море. Коровин даже придумал свой утопический рай: «а у нас тут бывают такие ночи/ когда море трясется до самых глубин/ когда молнии бьют в спины подводных лодок/ когда дождь смывает все следы/ древних цивилизаций/ как в тот день когда мы сидели с Лешей Остудиным/ на берегу коктебельской бухты/ и смотрели на приближающуюся от Феодосии грозу/ пили качинское «Каберне»/ и говорили о женщинах и о любви/ только так и должны жить поэты// жить/ в Крыму в Феодосии/ в Коктебеле/ на краю света/ там где все начинается/ и не заканчивается/ никогда». Именно так и должны жить поэты!
Поэт не обязан отражать жизнь, он должен ее преображать, по возможности улучшать. Коровин этим и занят. А все потому, что однажды он «съел кофейное зернышко/ с тех пор я не такой как вы/ с миром стали происходить странные вещи...» До чего же это хорошо, когда с миром происходят всякие странные, прекрасные вещи! С миром простых людей, в мире-то самого поэта все нормально и понятно: он целен и этически чист. Это самое главное в стихах Андрея Коровина.