Вполне простительное лукавство

Даниил Чкония. Я стою посредине Европы: Избранные стихотворения. – СПб.: Алетейя, 2007, 288 с. (Русское зарубежье. Коллекция поэзии и прозы).

За исключением стихотворного цикла «Перелетная птица» новая книга – действительно избранное, представляющее в «наоборотной» перспективе поэтическое творчество Данила Чкония: от книги «Чужие города», вышедшей в Москве в 2005 году, до книги «Звук осторожный», изданной в Тбилиси аж в 1976 году.

В стихотворении «Поймать деталь, подметить жест┘», предпосланном всему этому, автор открыто декларирует свои пристрастия; ему важны именно мелочи, из которых соткан окружающий мир, и самое главное – нескончаемая музыка внутренней пульсации.

Еще в самой первой книге, ориентированной на вершинных поэтов Серебряного века, что в советские времена выглядело явной фрондой, поэт внимательно вслушивался в плач зурны, стон старого чонгури, радиотрансляцию грузинской певицы; жадно всматривался в клеенчатые картины Пиросмани и в церкви благословенной Грузии, в лица друзей и названных братьев┘ Все это было поисками своего литературного обличия, этапами самоидентификации, ведь родившийся в 1946 году в Порт-Артуре и проведший детство и юность в приазовском Мариуполе Даниил Чкония затем попеременно жил и работал то в Москве, то в Тбилиси, пока – уже более 10 лет назад – не перебрался в Кельн.

Сейчас он, что называется, человек мира; даже название своему избранному дал не без внутренней полемики и самоиронии.

И хотя у автора нет того желчного неприятия сумеречной Европы, как, например, у Ходасевича, но честное признание нахождения в тупике, бессмысленности существования и тоски от ощущения себя на свалке души прочитывается определенно: «Еще строка не спета –/ О чем? О чем-нибудь./ От февраля до лета/ Такой короткий путь./ И прорастает семя,/ Согретое лучом┘/ О чем ты? – шепчет время./ Не знаю сам – о чем».

Впрочем, если бы поэт остался в России – а он все-таки довольно часто навещает родные места, – то вряд ли бы его самоощущение было бы более жизнерадостным. В своих произведениях после миллениума он с горечью констатирует (книга «Медленные холмы»), как глубок и тяжек сон России; отмечает Пустоту в храме и то, как мечется ветер-сирота. Вполне некрасовские мотивы звучат в цикле «В гостях», в стихах «Поселок», «Не звони, телефон┘» и в ряде других.

Наверное, это еще и общая возрастная примета, вот и я, погодок Чкония, готов подписаться под многими печальными сентенциями. Хотя, конечно, остались некоторые сладости жизненных мгновений, как-то: стихи складываются, книги выходят, вот и до избранного дожили; настала от цензуры свобода (жаль только – не экономическая), словом, есть еще порох в пороховницах┘

Недаром Даниил Чкония декларирует даже с бравадой: «Чего ты вытворял, кому какое дело!/ Терзали демоны тебя, не их печаль./ И что же? Молодость, ребята, пролетела,/ А мне не жаль./ Пусть кто-то плачет про закат и холод,/ Про то, что клык стучит о клык./ А мне мерещится, что я неисправимо молод –/ Лукав, старик».

Вполне простительное лукавство.