Ян Шенкман Новый мир
Забалуев & Зензинов. По-дорожное. Слово о странствующих. Авторы – журналисты и драматурги Алексей Зензинов и Владимир Забалуев. Что они написали? Несколько бредовых, сюрреалистичных фрагментов путешествия непонятно куда. Вероятнее всего, в глубинку, в провинцию, на деревню. Хаотичные диалоги. Ассоциации. Клочки чьих-то биографий и судеб. И даже стихи встречаются: «синие роботы в командировке/ всю водку не выпьешь, с женщинами тоже непросто/ рекорды достигаются тренировками/ ангел-хранитель, у меня к тебе личная просьба:/ когда в очередной раз начнется полировка пивом/ выведи меня из игры». Так и надо было назвать вещь – «Синие роботы». Пьеса это или что-то еще – судите сами. Но ставить «По-дорожное» будут в культовом «Театре.doc».
Михаил Бутов. Анархисты. Очерк о поездке в Карелию. Ехал автор с семьей смотреть иконы в местных музеях. А добрался ненароком до некоего предела, за которым неописуемая свобода и кайф и перестают действовать людские правила и понятия. Тут и заходит речь об анархии. И в социальном, и в метафизическом смысле этого слова. Свобода – хорошо, но страшно. Несвобода – привычно, но тошно. Где хорошо? В дороге, между мирами, посередине. «Стоять на кромке, а глядеть на ту сторону – вот эта позиция точно для меня». Она, эта позиция, для всех нормальных людей. Но трудно удержаться на кромке, рано или поздно, увы, приходится делать выбор.
Мария Кормилова. Недолюбили. Статья «об инфантильном герое в молодой литературе». Нечто странное. Ждешь, что речь пойдет о действительно молодых авторах. Двадцатилетних, тридцатилетних. Вместо этого видим подробный разбор романа Владимира Шпакова (1960 г.р.). Мелькают имена Кабакова, Кафки, Умберто Эко, Элиаса Канетти┘ Не перепутала ли чего-нибудь Мария Кормилова?
Евгений Карасев. Ключ под порогом. Карасев (р. 1937), «человек сложной судьбы», как представляет его «Новый мир», пишет очень необычные стихи. То ли дольником, то ли еще каким-то силлабическим размером. От них остается стойкое ощущение: проза стала поэзией, сама того не заметив. «Усталая женщина, принавалившись по-старушечьи/ на перила вдоль тротуара,/ нагоняет тоскливость, что флаг приспущенный/ в дни траура». Или: «У меня ни планов путных, ни определенного вектора./ И нет возможности поднять градус – в кармане прореха. Иду, ежась от испытывающего жидкие одежки ветра/ и тоскливого совиного эха». И еще: «Спустя много лет дом закоснел,/ а на фоне новых особняков и потерял былую парадность./ Но я, как и прежде, вижу по вечерам оранжевый огонь в его окне./ Или это теплится так и не найденная тихая радость».
Знамя
Юрий Арабов. У трех вокзалов, в рапиде┘ Если не знать, что Арабов – знаменитый сценарист, поэт, человек, стоявший у истоков метаметафоризма, его новые стихи вполне можно принять за подражание Бродскому. Лучшее же не похоже ни на кого: «Бог был писателем, его перевели/ неточно┘/ Бог вроде говорил, любите брата/ и не стреляйте по нему из автомата./ Но переводчик пьет, как сивый мерин,/ все потому, что не вполне уверен».
Алексей Алехин. Рукопись, найденная в метро┘ Роман в прозе. Из авторского комментария следует, что перед нами скорее «роман в стихотворениях в прозе». И действительно, что это, если не стихи: «Улицу она всегда переходила не на светофор, а вброд. Любила вино «Изабелла» с парфюмерным запахом. В детстве у нее жила кукла по имени Кукла. Она относилась к жизни с доверчивостью ребенка, который, сходя с крыльца, просто говорит «дай руку!» и поднимает вверх ладонь, уверенный, что ее подхватят». Роман получился, как вы понимаете, о любви. В тургеневском роде. Занимает он пять журнальных страниц, но в данном случае объем значения не имеет.
Дмитрий Воденников. Стихи к сыну. Цикл, посвященный воображаемому сыну Воденникова. Отрывки из него уже печатались. Стихи хорошие, хоть и немного манерные. Видно, как поэт искусственно накручивает сам себя, видно, что сам к себе относится очень нежно. А вот рифмы попадаются чудовищные. Огня–тебя, сентябре–голове┘ Так рифмовать, как Воденников, – уж лучше писать верлибры.
Елена Погорелая. Над бездонным провалом в вечность. Статья о современной поэзии 20–30-летних. Очередное славословие завсегдатаям семинаров в Липках.
Иностранная литература
Номер посвящен современной шведской литературе.
Юнас Хассен Хемири. На красном глазу. Роман. Пер. со шведск. Оксаны Коваленко. Бестселлер 2003 года. Автор – молодой писатель шведско-тунисского происхождения. Тематика соответствующая, национальная. Вернее, межнациональная. Короче, актуальный и остросовременный роман. Герой – очередная инкарнация сэлинджеровского Холдена Колфилда, мусульманский школьник в европейской стране.
Алехандро Лейва Венгер. Эликсир. Пер. со шведск. Марии Людковской и Александры Поливановой. Рассказ в «падонкоффском» стиле. Одним абзацем, без прописных букв. Про подростков и вещества, расширяющие сознание. Сделать их пытались из мертвой кошки. «ой блин как мне фигово когда это пишу. на самом деле вообще не хочу писать потому что блин такая труба полная труба. но он сказал что каждую ноч смотрел на бутылку и нюхал и думал что надо попробывать но стремался. ну бы тоже застремался потому что думаеш кто блин послал и может там иад или нарката какая. плюс жидкость внутри была навид блевотная».
Ларс Якобсон. Внезапная тишина в большом аэропорте. Рассказ. Пер. со шведск. Александры Афиногеновой. История о том, как на таможне перепутали паспорта. Или померещилось. И на месте жены героя чуть не оказалась некая таинственная незнакомка. Волнующий момент. «Сколько раз с тех пор я с трепетом открывал свой паспорт – в надежде оказаться кем-то другим».
Нинни Холмквист. Flower power. Рассказ. Пер. со шведск. Анны Фоменковой. Никакого отношения к хиппи эта история не имеет. Речь идет о штанах в цветочек и маленьких девочках.
Стаффан Сёдерблум. Заметки о новой шведской литературе. Пер. со шведск. М.Людковской и А.Поливановой. Обзорное эссе одного из ведущих литературных критиков Швеции. Написано специально по заказу журнала «Иностранная литература». То есть абсолютнейший эксклюзив.
Дружба народов
Алексей Ефимов. Птичий грипп. Рассказ. Некий Саня приехал в деревню к родственникам. И вот сидят они за столом, пьют, едят и заинтересованно обсуждают актуальную птичью тему: «Грипп. Говорят, дикие птицы принесли. У нас озер-то вона сколь. Они через всю планету кочуют, а там сам знаешь, китайцы, японцы, негры – мать их. А может, с кормами занесли. Корма дешевые. Кто их проверял-то? Пришла ветстанция – и кабздец. В одном цехе несколько штук нашли. Всех на хрен, подчистую». Такой вот Хичкок в отдельно взятой русской деревне.
Катя Канайкина. Русские женщины Ницше. Рассказ в письмах. Письмо знаменитому философу Ницше Фридриху Карловичу на тот свет начинается так: «Здравствуйте, дорогой дядя Федор. Вы позволите так себя назвать? Просто я русская, и имя Федор мне гораздо ближе, чем Фридрих». Русские женщины, современницы Ницше, очень своеобразно его восприняли: «Он больно ударил ее по самой нежной части души┘ Он добра хотел, добра и добился. Это только слова злые┘» Хотел добра, а получился двадцатый век.
Александр Мелихов. Толерантность – нужда или добродетель? Нужда, доказывает в своей статье писатель Мелихов. Сильные не толерантны, потому и не делают скидок на слабость слабых. Толерантность же – оборотная сторона фашизма. «Реальную опасность фашизма создает не голод голодных (голод ее только обостряет), но слабость сильных». Нечего возразить.
Ольга Лебедушкина. Шехерезада жива, пока┘ О повальном увлечении современных писателей сказочным жанром и явлении «новых русских сказок» мы в «Экслибрисе» уже писали. Теперь до этого додумались и серьезные критики. В сказочники подались Вишневецкая, Петрушевская, Кабаков, Фрай┘ Тенденция, однако. Автор статьи указывает на несколько причин крена литературы в сказку. Все они справедливы. Все ингредиенты для пирога в наличии. И все же чего-то не хватает. Мучительно рождается новая мифология.
Нева
Даниил Аль. Хорошо посидели (в ГУЛАГе). Лагерные воспоминания. Автор – ленинградец, доктор исторических наук, 1919 г.р. Очень сдержанная, благородная интонация. Аль не ужасается тому животному, которое сидит в каждом из нас и вырывается на поверхность при соответствующих обстоятельствах, а лишь мягко удивляется этому феномену. «Истерия, крикливость и все прочие┘ характерные оттенки воровской речи присутствуют в ней тогда, когда вор находится в своей блатной или приблатненной среде. С той же интонацией и на том же жаргоне он будет говорить и в милиции, и со следователем. Словом, там, где он находится в образе, в своей роли. Оказавшись вне блатного общества, например, в спокойном разговоре «за жизнь» с каким-либо «фраером» вроде меня, он, как правило, заговорит нормальным человеческим языком. Не всем из блатных и не всегда удается в таких случаях обходиться без своих профессиональных терминов, включая матерные словообразования. Но исчезает надрыв, деланая истерия, злобный оскал рта, не фонтанирует поток угроз и проклятий. Здесь┘ приходит в голову сравнение с современным рок-певцом... Нормальный человек, спокойно и просто говорит нормальным голосом. Но вот тот же человек вышел на сцену, вошел в образ. И началось кривлянье, дерганье, полились истерические крики┘ Тут и надрыв, столь типичный для перебранки блатных на тюремных нарах или приблатненных «крутых ребят» в подворотнях┘»
Алла Боссарт. Рассказы. Журналистка Боссарт рассказывает о том, как прожить жалкую и паскудную жизнь. Три женских типа описаны ею. «Легкая на передок шалашовка» Наташа. Харизматичная «пенсионерка» Ляля, баба не первой и не второй молодости, но без намека на комплексы. И «подзаборница» Тоня. Жалко их. Читаешь рассказы Боссарт, и вспоминается «милость к падшим» Пушкина. И одновременно «Тошнота» Сартра.
Лев Гаврилов. Стихи. Еще одна вариация на бессмертную тему капитана Лебядкина. Вся жизнь автора, буквально по годам, с 1931-го по 2005-й, зарифмована незамысловато и назидательно. «Мы обошли социализм/ Во многом многократно:/ У нас прекрасный бандитизм,/ Взрывают аккуратно./ Стоят путаны косяком/ На каждой магистрали,– / При коммунистах о таком/ Мы даже не мечтали». И так далее в том же духе.
Роман Арбитман. В объятиях олигарха. Олигархом у нас принято называть любого человека с деньгами и на машине. Критик Роман Арбитман исследует массовую литературу, посвященную богатым людям. Названия книг удивительно однотипны. «Олигарх с большой дороги», «Олигарх. Двойник президента», «Ловушка для олигарха», «Лохотрон для олигарха», «В объятиях олигарха». «А вдруг все эти многочисленные книги про олигархов (дурацкие сюжеты, людоедская мораль, ужасный язык) и есть часть тайного заговора олигархов?»
Москва
Юрий Коротков. Иван Поддубный. Повесть автора «Девятой роты» о знаменитом русском борце. По версии Короткова, главный враг чемпиона – американский бизнес. Жалко, что автор не рассказал о жизни своего героя в годы Великой Отечественной войны. Интересная и поучительная тема. И вовсе не героическая.
Валентин Соколов. Через тюрьмы, через мрак и смерть. Поэт Валентин Соколов (1927–1982) – бывший зэк, отсидел в лагерях тридцать лет. «Неуправляемый, жесткий, антисоветский, антитоталитарный, антикоммунистический и, главное, абсолютно и решительно бескомпромиссный человек», – как пишет в послесловии в публикации Алексей Позин. Стихи его, по форме напоминающие блатной шансон, абсолютно лишены пошлости, которая присуща этому жанру. Это очень честные, безжалостные и безнадежные тексты. «И я бродил по тюрьмам по советским,/ Дав волю сердцу, песням и слезам┘/ Я в мир смотрел с недоуменьем детским,/ Не веря даже собственным глазам./ На нарах лежа, думая, вздыхая,/ Я доходил, до точки доплывал┘/ И в дикой роже злого вертухая/ Страну свою со страхом узнавал./ Сквозь длинный ряд чекистских кабинетов,/ Сквозь оскорблений непрерывный ряд/ Я шел к тебе, моя страна Советов,/ Перед которой не был виноват./ Я виноват был в очень странном смысле:/ В тюрьму попал за пару дерзких слов,/ За пару дерзких откровенных мыслей,/ За лозунг против правящих ослов./ Я виноват был в том, что правду-матку/ Не мог скрывать, не мог в душе таить┘/ В тюрьму попал за ненависть к порядку –/ К порядку, не дававшему мне жить┘» Сейчас многие пытаются стилизовать эту поэтику. Шансон, песни нищих┘ Но чтобы иметь право так писать, надо и жизнь прожить соответствующую. Сидеть, побираться, сходить с ума. А нынешняя как бы народная поэзия пишется людьми нормальными, трезвыми и расчетливыми.
Сергей Цветков. Выстрелы на Голгофе. Фантазии на исторические темы. Герой первого рассказа – подьячий Василий Курбатов. Время действия – 1680 год. Второй рассказ, «Знак», – о наполеоновских временах. Военная быль (определение автора) «Выстрелы на Голгофе» посвящена жизни германского экспедиционного корпуса, стоявшего в Иерусалиме в 1916 году. Плюс еще три рассказа. Все это качественная, внятно написанная беллетристика. Редко встречающийся сегодня уровень письма, несмотря на обилие и популярность у читателя квазиисторических текстов.
Александр Шумский. Снег и уголь. Клирик храма святителя Николая Мирликийского в Хамовниках о фильме Павла Лунгина «Остров».
Капитолина Кокшенева. Не разрешенные временем. Статья о МХАТе имени Горького, островке настоящего искусства в море попсы и дешевки. Это не я так считаю, а автор статьи Кокшенева. Она люто ругает все современное, поминает недобрым словом Олега Табакова и поет дифирамбы Татьяне Дорониной, хранительнице традиционных ценностей.
Марина Петрова. «Светлое воскресение русской живописи┘» Искусствовед из Третьяковки – о религиозном начале в картине «Последний день Помпеи» Карла Брюллова.
